Внезапно шаги Веспасиана сделались неслышными; под ногами перестал колыхаться деревянный настил. Передняя шеренга вновь вступила на твёрдую почву. В полумиле к северу от них ала Луция Пета дрогнула и обратилась в бегство, не в силах противостоять натиску варварских колесниц, которых они так и не смогли вызвать на настоящий бой. Жертвы же при этом были неописуемые.
Впрочем, бритты пострадали не меньше, правда, от нескончаемого ливня стрел, которыми продолжали осыпать их лучники. Тем не менее они бросились вдогонку дрогнувшему врагу, зная, что скоро стрелы перестанут долетать до них. Вслед за колесницами вперёд устремились тысячи варварских воинов — не знающая чёткого строя, зато исполненная решимости и боевого духа человеческая масса.
Тем временем первая когорта была уже на западном берегу. Поняв, какая опасность грозит им на открытой местности, Татий ускорил шаг. Пока когорта бежала по лугу, уже примятому копытами кавалерии Пета во время неудачного броска на север, он вслух считал шаги. Рядом с ними к холму, гремя копытами, проскакала ала галльских всадников, как и они сами, отлично понимавших, что скорость решает всё. Вслед за всадниками торопились их пешие соплеменники, подгоняемые окриками центурионов и опционов.
Когда Татий досчитал до пятидесяти, до батавов было не более пятисот шагов. Спасая жизни, они летели на взмыленных лошадях и в результате сумели оторваться от своих преследователей. Впрочем, те, в свою очередь, стали недосягаемы для лучников, стрелы которых теперь летели в пехотинцев, двигавшихся вслед за колесницами. Вскоре в плотной человеческой массе уже зияли первые бреши.
Когда счёт дошёл до семидесяти шагов, Веспасиан нервно покосился на примипила, однако ничего не сказал: закалённый в боях ветеран прекрасно знал, когда отдавать когорте приказ строиться. Шедший рядом с Веспасианом Магн устало крякнул: казалось, от быстрого шага сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
— Направо! — крикнул Татий, досчитав до ста.
Передняя шеренга развернулась лицом к северу. От бегущих батавов их теперь отделяло не более трёхсот шагов. Через ещё два десятка мучительных мгновений Татий вскинул руку в воздух.
— Стоять! Стройся!
Он постепенно замедлил шаг, чтобы те, кто шагал сзади, не налетели на передние ряды, после чего остановился. Колонна позади него раздвинулась в обе стороны, превратившись в линию глубиной в четыре шеренги. Сделано это было с быстротой и изяществом, которые достигаются лишь долгими годами муштры. Позади них галльские вспомогательные части продолжили движение; вторая когорта перешла реку. Впереди бегущие батавы метнулись в сторону, и взорам воинов первой когорты предстали вражеские колесницы, а дальше за ними — плотная масса кельтских воинов.
Татий вопросительно посмотрел на Веспасиана. Тот кивнул.
— Это твоя центурия, примипил, ты её командир и потому приказы отдавай сам, пока я не решу, что легион вместо боя должен заняться чем-то другим.
— Слушаюсь! Обнажить копья!
По когорте прокатились раскаты походного рожка. Другие центурионы повторили приказ. Вдоль всей шеренги по обеим сторонам от стоявшего в центре Татия солдаты выставили вперёд левую ногу и прикрыли грудь щитом, над которым тотчас вперёд выскользнуло длинное древко с крючковатым наконечником. Хотя копья изначально задумывались как метательное оружие, Татий по многолетнему опыту знал, что сплошная стена острых наконечников, направленных лошадям в глаз, поможет остановить бегущих им навстречу животных, от которых их в эту минуту отделяло около сотни шагов.
Веспасиан бросил взгляд через левое плечо. Над головами суровых легионеров маячил штандарт второй когорты: она тоже успела перестроиться. Позади неё он различил третью, которая в данный момент перестраивалась, а ещё дальше — кавалерию Пета и галлов, которые начали подъём на холм.
Затем он повернул голову и посмотрел на приближающегося врага, до которого оставалось шагов пятьдесят. И, к своему ужасу, понял, что третья когорта перестроиться не успевает.
В следующий момент справа от него воздух прорезал пронзительный свист, за которым последовала серия тяжёлых ударов. Резко обернувшись, он успел различить стрелы, выпущенные с другого берега шестьюдесятью карробаллистами. Со звонким пением прорезая на огромной скорости воздух, метательные снаряды крушили колесницы, людей и животных, превращая их в кровавое месиво. На глазах у Веспасиана одну из лошадей ударом отбросило на соседнюю, и стрела насквозь прошила их обеих. В следующий миг возницу соседней колесницы подбросило в воздух, и он, пронзённый, рухнул прямо на живот обезумевшему от боли животному, где остался лежать, раскрыв рот в предсмертном крике.
Вся эта кровавая масса билась и извивалась, разбрасывая вокруг себя брызги крови и заходясь в душераздирающих воплях.