Ветер плодородия. Владивосток

Штурманский поручик Петр Лукич Сизов на паровой шлюпке под парусом крейсировал у мыса Поворотного и ожидал не первый день пароход Муравьева. Он поднялся на борт и одним своим континентальным и весьма русским видом, как маг, выжал из души рыжего генерала все его потаенные смятения. Муравьев почувствовал, что этот офицер из матросов одним видом своим обещает будущее, приказывает становиться ему в общий ряд и думать только о деле, сбросив всю пошлость устаревших рыцарских понятий и гордость. Какая гордость? Сизова били по морде больше и чаще, чем Муравьева, а он какой молодец! И, видимо, есть у него дело. А ведь и ему тяжелую рану нанесли в свое время японцы. За что? Это он повалил ночью в лесу и целовал юную, прекрасную девицу в закрытой тогда еще для иностранцев Японии. И вот как он ответил. Да еще сдал экзамен на офицера. И не давит формальностями своих бывших товарищей, как чухна[41], выслужившийся в гвардии.

Говорят, что Россия страна амазонок, женщин — не скажешь, глядя на Петра Лукича. Эта японка дала ему силы стать образованным и обрести вдохновение открывателя, написанное на его лице. Хочет ли он снова в Симоду? Нас туда не пускают.

«Америка» легла в дрейф, машина продолжала работать, но колеса почти остановились, чуть-чуть подрабатывая. Сизов и его матросы поднялись на пароход и вытянулись перед Муравьевым. Их шлюпку подняли на ростры[42] Сизов доложил генералу про последние сведения с кораблей «Новик» и «Стрелок», про их местонахождение и о том, какие наши суда из Китая должны были уже прибыть в залив Посьета.

Муравьев взял пример с бывшего путятинского матроса и подтянулся душевно, стал осанистей, стройней и, казалось, его рыжеватость стала ярче, волосы и усы жестче, а взгляд острей, проницательней, словно в нем таился заряд сильной бомбы.

Но он знал при этом, что во всем мире никто не прочь аристократизироваться, стать элитой, даже безграмотные, даже пламенные революционеры, а уж тем более любой кулак, торгаш, вор, жулик и грабитель, а с приобретением исключительности пренебрегать всем и всеми. Да будь проклят этот грех в человечестве!

— За дело, господа! — крикнул Николай Николаевич так, словно до его прибытия дело тут стояло и лишь он давал мощное движение вперед. Он был, как многие великие вожди, но он увлекал, и за это его боготворили. Теперь он смотрел на себя глазами окружающих и стал таким, каким они желали его видеть.

Пароход пошел в залив. Сизов объяснял с видом молодого ученого.

Муравьев стоял рядом с ним у штурвала, повеселев. Ум его запоганен, как ему казалось, революционерами, чиновниками, твердым государем и японцами, на которых он валил все вины. А сейчас он был лицом к лицу с первозданной природой. «Что же ты? Кто ты!» — как бы спрашивала она его. — «Только захватчик?»

Его могла бы успокоить только женщина. Но любимая женщина далеко. Могла бы помочь и животная страсть к женщине, но он не смел себе этого позволить, как и все окружающие. Даже матрос Грамматеев не подумал, что может изнасиловать спасенную кореянку, а это было бы так естественно в глазах любого моряка любого флота. Но ему и в голову не пришло и теперь не приходит.

Пароход шел полным ходом, держа прежний курс. Сизов смотрел на Муравьева с недоумением. На его матросском лице выразилась какая-то борьба, происходившая в нем.

— Вот здесь есть залив.

— Тут нет никакого залива, — переходя к столу с картой, сказал Муравьев. — Берег на карте ровный. Как вы его увидели?

— Нет, ваше сиятельство, есть залив.

— Англичане открыли?

— Бог его открыл. — сказал молодой человек, недавно произведенный в офицеры.

Сколько тут чудес! На дальнем берегу отчетливо видны три пирамиды, как бы вычерченные архитектором. Большая, средняя и малая, под ними дюна намытого морем и снесенного водой реки песка.

На вечернем фоне темных лесов, идущих к небу по горам, пирамиды сияют солнцем.

— Пирамиды, как брат, сестра и племянник, ваше сиятельство. Там из гор идет чистая река: эти пирамиды закрывают ее от ветра, и по реке отличные земли, ждут сохи. — Петр Лукич показал акварелью сделанные рисунки. Небольшие акварели изображали малые горы с покачнувшимися вершинами, склоны в густых дубняках.

— Так это — находка! Тут не город, а порт просится. Три пирамиды и под ними Лев. Почему нет на карте Мэя?

— Они прошли мимо, не заметили, ваше сиятельство. Вход удобен.

— Но каким внутренним путем можно будет связать город в этой бухте с водными и речными путями?

Богатство шло в руки.

— Что это за пирамиды? — Сизов рассказывал. Тут же столпились и подавали реплики его матросы. Дюна под пирамидами, как лев. Если тут построить город, то сюда пойдут путешественники со всех стран мира. Смотреть льва и три пирамиды. Чудо природы или плод рук людских? Если это естественная природа, то такого места нет во всем мире. Это явно след древней цивилизации.

И бухта за бухтой… Придется исправлять карту, штурманы уже чертили и перечерчивали… Черновые описи сохранены. Все подняли и показали генерал-губернатору.