Ветер плодородия. Владивосток

— Опасаются, что вы. Муравьев и англичане, деля мир и враждуя, дошли до Китая и разорвете его на части, а мы будем виноваты. Кому мешает огород с тыквами на острове Манчсаха или с арбузами на Ли Шуй Коу? Люди тихо живут и гонят самогонку из своего проса… Так хорошо. Но мы не можем так сказать, конечно, мы сами виноваты, не устояли перед соблазнами индийских зелий и товаров морских пиратов. С этого все началось. Теперь я понимаю, почему вы их не любите. А они вас.

И Шань сказал грузинскому князю, что велит подать на своем пиру юнаньские и гучжоуские вина. Настойки на тигровых костях. Вина с островов южных морей. Какие ароматичные и сладкие вина с юга Китая! Крепкие северные, настоянные на целебных корнях. Тут и возбуждающие: из корня жизни и из коры целебного дерева. А есть амбань-ханьшин — генеральский ханьшин — чудо виноделов, из риса, выгоняющих не ту араку, которой спаивают простолюдинов, а прекрасную водку для руководства и бюрократии высших мандаринов, наикрепчайшую, как спирт. Многие иностранцы ценят ее как алкоголь удвоенного действия. Один день пьешь, а несколько дней ходишь пьяным. Если с утра выпьешь натощак чашку чистой холодной воды, заново становишься опьяненным!

Прибыли генерал Дзираминга, айгунский амбань и Фудь Хун Га. Дзираминга сказал, что пушки хороши. Все благодарили Муравьева. Хотя не стоило беспокоиться.

Пальба на островах началась сегодня спозаранку. Видно, китайцам понравилось, и они в свое удовольствие все еще лупят по мишеням. Так могут истратить все бомбы.

— Будем еще учиться, — сказал айгунский амбань.

— А где ваш офицер Си Ли Фу? — спросил Фуль Хун Га.

— Это они так нашего Сибирцева окрестили. — пояснил переводчик Шишмарев.

— Сибирцев — Си Ли Фу, — ответил Муравьев, — готовится в дальний поход по моему поручению. Он все объяснил? Он вам еще нужен?

— Ваш офицер действовал правильно, как вы ему приказали, и принес большую пользу, — похвалил дивизионный генерал.

— А вы знаете, кто этот офицер? — вдруг спросил И Шань.

— Да, конечно, — ответил Муравьев. — Мой офицер Сибирцев представился вам?

— Да, да. Он являлся ко мне в Ямынь с офицерами.

— Вы с ним поговорили лично?

— Да… — ответил И Шань, давая понять, что мало говорил. Известно, что еще вчера князь пожелал видеть Сибирцева. — Мне показалось, что я его где-то видел.

— Где же?

— Не могу вспомнить.

— Были ошибки при соблюдении этикета?

— Нет, нет… Что вы? Как можно! Все прекрасно. Он слишком хорошо все знает.

— Ваши чиновники смогли понимать моего офицера, когда он говорил по-китайски?

— Да… — грустней ответил князь. Что-то ему, кажется, не понравилось.

— Или он плохо говорит?

— Нет, он говорит хорошо.

— Можно понять?

— Да, понять… вполне…

И Шань все же что-то недоговаривал. Ну ничего, позднее узнаем.

— Он князь, как Дадешкалиани? — спросил Фуль Хун Га.

— Он дворянин высокого звания, — ответил Муравьев и подумал: «Вот и вози после этого с собой князей; с другими офицерами дела не хотят иметь…»

— Да. Но… знаете… ваш офицер говорит не на нашем языке, — сказал вдруг И Шань. — Это мои чиновники утверждают.

— Они его не поняли? — багровея, нервно и требовательно спросил Муравьев.

И Шань смолчал.

— Мы поняли его, — сказал генерал Дзираминга.

— Как же вы его поняли, если он говорит не на вашем языке?

— Старались и поняли, как нам было приказано.

— Его сиятельство князь И Шань понимал Сибирцева. А вам помогали толмачи?

— Толмачи, как люди небольшого звания, не принимают участия в государственных разговорах.

И Шань молчал.

«Дел еще много, — подумал Муравьев, — закончим возиться с маньчжурами, и благодарственные молебны придется слушать во всех ротах и эскадронах». Генеральская баржа иллюминирована. Сегодня предстоят салюты. И Шань всегда просит не стрелять громко, зря, поберечь снаряды на случай встречи с врагами и не пугать местных жителей.

— Си Ли Фу говорит по-кантонски, не так, как у нас считается правильным, как говорят в Пекине, — объяснил Фуль Хун Га.

У Николая Николаевича отлегло от души. Ах, не так, как в столице! Это понятно! Экий бюрократизм!

— Пишет ли мой офицер по-китайски?

— Да, он письменно объясняется.

Муравьев и князь И Шань уединились для отдыха в спальном салоне. С ними переводчик Шишмарев.

— Но вы, генерал-губернатор и управляющий пяти величайших провинций империи, давно ли знаете Си Ли Фу? — спросил И Шань.

— Конечно.

— Он человек вашего народа?

— Да.

— Вы уверены?

— Вполне. Он верно служит государю.

— Моим чиновникам кажется, что он нерусский.

— Он не немец.

— Да, конечно.

— За кого его приняли?

— Ах, черт возьми! Вот я забыл название этого народа. Только что мы с вами о них говорили. Из тех морских пиратов, которые взяли Кантон.

— Они решили, что он англичанин?

— Да.

— Почему так показалось?

— Со мной есть чиновники, служившие в Кантоне. Они заметили, что он говорит по-кантонски. Но неправильно, не точно как в Кантоне, а по-гонконгски. Значит, он учил язык на юге, от кантонских китайцев, убежавших в Гонконг. Но и по-гонконгски он говорит не чисто, а с английским акцентом. Это вселяет опасения. Я должен вас предупредить…

«Что они к нему привязались!» — подумал Муравьев.