Ветер с моря

При въезде в Париж оказалось еще больше железных барьеров, еще больше вооруженной стражи, и даже одна таможенная служба обыскала каждый уголок в портшезе, как будто путешественники прятали что-то опасное для государства под подушками, и только титул Роберта и осторожно переданная взятка помешали таможенникам переворошить самые интимные принадлежности туалета Изабеллы и запустить грязные руки под дорожный плащ и ощупать тело в поисках подозрительных и запрещенных предметов. Наконец их пропустили, и путь завершился в гостинице «Империал» на Рю-дю-Дофен. Гостиница оказалась полной противоположностью окружающей обстановке. Город мог быть грязным, еще не залечившим шрамы последних бурных лет, но Изабелла отелем была очарована, а Роберт, хорошо знавший это заведение, был очень счастлив показать его ей.

Их гостиницу заполнили английские туристы, но они избегали их, насколько это было возможно, предпочитая посещать достопримечательности без сопровождающих и без французских гидов, говоривших хриплыми голосами на отвратительном английском языке. Разумеется, они делали все, что полагается делать путешественникам, которые знакомятся с городом. Однажды их пригласили на ужин в британское посольство на улице Фобур Сент-Оноре. При свете тысячи свечей за длинными столами сидело около семидесяти гостей, Изабелла впервые увидела министра иностранных дел Бонапарта, Шарля-Мориса де Талейрана, которому в то время было за пятьдесят. Хромой почти с рождения, но с утонченными манерами, чрезвычайно элегантный, он отличался «повадками мартовского кота», как еле слышно, с озорным видом прошептал ей Роберт, от чего Изабелле пришлось подавить смех. Прямо напротив Талейрана сидел Жозеф Фуше, министр полиции, представлявший контраст по сравнению с изысканным Талейраном. Этот запятнавший себя кровью революционер, близко знакомый с парижским преступным миром, копался в еде; неопрятные манжеты прикрывали руки с грязной полоской под ногтями, его красивый бархатный сюртук залоснился, голос был громким — весь облик этого человека казался вульгарным. Здесь как будто встретились два мира, которых когда-то разделяла непреодолимая пропасть.

Такое же столкновение разных культур поразило Изабеллу, когда они присутствовали на приеме в Тюильри. Парк, славившийся прежде своей красотой, был вытоптан и разорен толпой и теперь поспешно восстанавливался. Когда они вошли в дворцовый бальный зал, освещенный дюжиной огромных хрустальных канделябров, то были поражены его великолепием и богатством, граничившим с дурным вкусом. Позолоченная мебель, чрезмерно роскошные столики из оникса и алебастра, бархатные гардины, богато расшитые золотом, — полная противоположность утонченной элегантности лондонских гостиных, к которым привыкла Изабелла.

Почти невозможно было представить себе, что всего двенадцать лет тому назад озверевшая толпа ворвалась сюда, сокрушая и грабя, разбивая, сжигая. В зале было много англичан, французских аристократов, возвратившихся из изгнания в тщетной надежде вернуть потерянные владения; здесь же расхаживали nouveaux riches [17]

, выскочки, быстро продвигавшиеся все выше и выше вслед за своим новым идолом Наполеоном Бонапартом.

Появление Бонапарта было обставлено пышно и в точно рассчитанное время: танцы вдруг прекратились. Торжественно зазвучали фанфары, лакеи в великолепных ливреях и напудренных париках распахнули двери. Затем Бонапарт быстро прошел на середину зала: дамы приседали в реверансе, а мужчины склоняли головы, когда он останавливался, чтобы сказать им несколько любезных слов.

Изабелла завороженно смотрела на него, вспоминая описание этого человека, которое дал ей Люсьен на берегу моря в Кенте. Небольшого роста, с прямыми черными волосами, почти незаметный, пока не увидишь его глаза и не услышишь, как он говорит. На Бонапарте был простой зеленый мундир с белыми отворотами, тогда как его маршалы шли за ним, разряженные в пурпур и золото, с орденами, украшенными драгоценными камнями.

Приблизившись к ним, Бонапарт остановился, пристально глядя на Роберта проницательными глазами под нахмуренными бровями.

— Я вас знаю, не так ли, виконт! — сказал он голосом, в котором слышались скрипучие нотки. — Насколько я помню, вы причинили нам много хлопот с договором: слово здесь, фраза там. Талейран был вами недоволен, друг мой, — продолжал он, подчеркивая каждое слово нажимом короткого толстого пальца, направленного в грудь Роберта. — Ему не нравится, что упрямый англичанин поставил его в затруднительное положение.

— Прошу прощения, сэр, если мое усердие оказалось нежелательным, но гораздо лучше позаботиться о точной формулировке, чтобы потом не возникло разногласий.

— Вы, конечно, сделали все возможное, чтобы предотвратить это, — сухо заметил Бонапарт и повернулся к Изабелле. — Эта леди ваша жена?

— Да, генерал, в девичестве Изабелла де Совиньи.