Ветер с моря

По пути в гостиницу он купил ей старинный экземпляр книги стихов Ронсара в кожаном переплете на книжном лотке на набережной Сены, а поздно вечером, опершись о локоть, смотрел на Изабеллу, усевшуюся по-турецки на огромной старомодной кровати и читавшую отрывки из ее любимых стихов. Изабелла выглядела такой юной, милой и невинной… Но такова ли она на самом деле? Роберт вовсе не был так невосприимчив к злобным сплетням, как старался показать окружающим. Некоторые из них дошли до него. Мэриан постаралась. Он уже догадался, что между Изабеллой и этим красивым повесой Люсьеном де Вожем происходит что-то большее, чем казалось на первый взгляд. Был ли он тем юношей, потерпевшим кораблекрушение, которому она хотела все отдать? Был ли он тем человеком, к которому она бегала на свидание на берег моря, как намекал тот чертов контрабандист? Роберт ждал, когда она сама расскажет ему все в своей обычной простодушной манере, и то, что она ничего не сказала, беспокоило его все больше.

— Одно из моих любимых, — говорила она, — сонет, который он написал своей возлюбленной. Ты помнишь? То, которое начинается со слов: «Quand vous serez bien vieille, au soir, a la chandelle…»

— Переведи мне, — лениво попросил он.

— Роберт, ты надо мной смеешься. Ты же прекрасно понимаешь эти стихи.

— Может быть, но я хотел бы услышать, что у тебя получится.

Изабелла сосредоточилась, подбирая слова.

Когда уж старенькой, со свечкой, перед жаром

Вы будете сучить и прясть в вечерний час, —Пропев мои стихи, вы скажете, дивясь:«Я в юности была прославлена Ронсаром!» [18]

— Ой, я не могу, это слишком трудно, и звучит по-английски не совсем точно. Но если бы кто-то написал мне такие чудесные стихи, наверное, я бы упала в его объятия.

— Моя дорогая, Ронсару было семьдесят в то время, а Елена была красивой молодой женщиной.

— Я знаю, но все-таки.

Роберт сел и процитировал с шутливой торжественностью:

…На свете странных нет чудес,Чтоб не могли с тобой произойти.Нет, видно, места на земле,Где можно женщину правдивую найти.

— О, как можно говорить такие ужасные вещи. Женщины вовсе не такие. Кто это написал?

— Некто по имени Джон Донн, который закончил свои дни уважаемым настоятелем собора Святого Павла, и о молодость он провел бурно и знал все о любви.

— Я так многого не знаю.

Роберт рассмеялся.

— Увы, я не поэт. Я не мог бы накропать сонет о бровях моей любовницы. Мне остается ссылаться на слова других мужчин. — Он потянулся за книгой и забрал ее у Изабеллы. — Ради Бога, придержи язык и дай мне любить тебя!

— Он и это тоже написал? — широко раскрыв глаза, спросила Изабелла.

— Написал, и я не могу думать ни о чем другом.

Роберт заключил ее в объятия. Изабелла весьма охотно позволила обнять себя, но Роберт с грустью осознавал, что пламенное чувство к нему в ней еще не разгорелось. Неужели этот нахал, которому он не доверял ни на йоту, преуспел там, где он потерпел поражение? Роберт пытался избавиться от печальной мысли, но, несмотря на все старания, сомнения не исчезали.

Они были в Париже уже больше месяца, и по утрам над Сеной уже начинал клубиться туман, но погода еще оставалась теплой. Однажды после обеда Изабелла вернулась в гостиницу с ворохом пакетов после веселого вихря покупок в знаменитом Пале-Ройяле. Она уронила один из пакетов, входя в гостиницу, портье подскочил, чтобы поднять его и отдать ей, а человек у стойки протянул запечатанную записку.

— Для месье виконта, мадам, — сказал он. — Сегодня утром принес посыльный.

— Я возьму. Он придет попозже.

Изабелла взяла записку вместе с пакетами наверх в их номер и там бросила все на стул. Записка упала на пол, и печать сломалась. Она подобрала упавший листок и машинально прочла записку. Там было только одно предложение: «Дьявол крадется, так что берегись». И все, никакой подписи, никакого указания, от кого записка. Изабелла не отводила от листка глаз. Что это значило? Могло ли это быть шуткой или связано с тем, что рассказал ей Люсьен о Роберте? Было ли это предупреждением об опасности, но от кого и почему? В Париже было полно англичан, которых всюду с удовольствием принимали. Казалось, холодным ветром повеяло в комнате, и она поежилась. Потом, сама не зная почему, взяла свечу, размягчила воск и снова запечатала записку. Она не могла допустить, чтобы Роберт подумал, будто она специально сломала печать и прочла что-то, предназначенное только для его глаз.

Уже наступил вечер, и были зажжены все свечи к тому времени, когда он появился. Изабелла разложила свои покупки на кровати и рассматривала их.

— Что ты делаешь? Разоряешь меня? — спросил Роберт, подняв брови.

Изабелла набросила серебристый шарф на голову и плечи.

— Как я выгляжу?

— Обворожительно, но мы должны поторопиться. Мы идем в оперу.