Доктор хотел выпустить пинту крови, так как это было радикальное средство для уменьшения лихорадки, но Изабелла не позволила, считая, что Роберт и так потерял много крови и тогда у него совсем не останется сил, чтобы бороться с инфекцией.
— Повышение температуры и неравномерный пульс опасны, мадам. Если до утра жар спадет, то мы сможем надеяться, если же нет… — он пожал плечами, — то, боюсь… все мы в руках Божьих…
Изабелла хотела закричать на него, но знала, что любые протесты бесполезны. Когда он ушел, она отослала Яна поужинать и отдохнуть несколько часов.
— Я вас здесь одну не оставлю, леди, — упрямо сказал Ян.
Она знала о его преданности своему хозяину, а также, что Роберт предпочел бы, чтобы некоторые услуги ему оказывал именно Ян, а не она, поэтому сказала:
— Я буду очень рада твоей помощи, Ян, но, наверное, нам предстоит трудная ночь. Возвращайся после полуночи.
Это случилось примерно в полночь. Должно быть, она задремала в кресле и была разбужена таким резким, страшным криком, что испугалась. Хотя она и заслонила собой свечи, но могла видеть Роберта, сидевшего в постели. Он глядел прямо перед собой.
— Нет, нет, — шептал Роберт сдавленным голосом. — Нет, не Сесиль, о Боже мой, не Сесиль… — и он в ужасе поднес руку к глазам, как будто ему невыносимо было видеть то, что открывалось его взору. Наверное, ему привиделся какой-то кошмар, вызванный болью и опием.
Изабелла кинулась к мужу, обняла его, пытаясь успокоить.
— Все в порядке, дорогой, все хорошо. Это только сон.
Он прижался к ней, весь дрожа, хотя его тело горело от жара.
— Что случилось? — пробормотал Роберт. — Что я говорил?
— Тебе приснился плохой сон, вот и все.
Она взбила подушки и осторожно уложила его.
Потом намочила полотенце и вытерла пот с его лица.
— Можно что-нибудь попить? — прошептал он. — Во рту ужасная сухость.
Изабелла принесла ему лимонной воды, и он жадно напился.
— Уже очень давно я не видел этот сон, — произнес Роберт. — Когда-то он снился мне почти каждую ночь.
— Это от боли и от наркотика, — успокаивала его Изабелла. — Расскажи мне его. Это может тебе помочь.
— Вряд ли я смогу.
— Попробуй. Иногда разделенная боль кажется вдвое легче.
В любое другое время, думала она потом, он никогда не заговорил бы об этом, так глубоко в душе он хранил то воспоминание, но больной и сгорающий от жара, еще одурманенный опием, Роберт все же забыл об осторожности. В отрывистом шепоте оживало прошлое, которое постепенно сложилось для Изабеллы в единое целое.
— Это было через два года после того, как разразилась война. По всей Франции были очаги роялистского сопротивления: в Вандее, в Лионе, на юге. Мой кузен Жак оказался в самой гуще. Война шла неудачно для нас. Мы нуждались в любой помощи, какую только могли получить. Было необходимо, чтобы кто-то поддерживал связь между бунтовщиками, организовывал их, доставлял оружие и золото и снабжал сведениями.
— И этим занимался ты?
— Да, какое-то время. Мне это было нетрудно. Я знал страну. У меня были связи.
«Но опасно, — подумала Изабелла, вздрагивая, — страшно опасно».
— И что случилось?
— Я подозревал, что среди нас был предатель, осведомитель тех кровожадных дьяволов в Париже, но окончательно убедился только одной зимней ночью.
Роберт надолго замолчал, и Изабелла подумала, что он забылся в тяжелой дремоте, но потом он снова заговорил таким тихим голосом, что она едва разбирала слова.
— Племянница Жака, Сесиль, передавала донесения от одной группы к другой. Я не хотел привлекать ее в дело. Она была ребенком, всего пятнадцать лет, но Жак сказал: «Так надежнее. Кто станет подозревать школьницу, гуляющую по улицам?» Никто из нас не пользовался своим настоящим именем. У нас были птичьи клички. Я звался Соловьем, а человек, с которым я должен был встретиться в тот вечер, был известен как Филин. Встреча с ним была назначена в амбаре на краю деревни, куда я собирался доставить золото и сведения о судне, тайно отплывающем к берегам Бретани, где его уже ждали.
— Контрабандисты, — выдохнула Изабелла. Он слабо улыбнулся.
— Да, иногда мы использовали их.
Роберт помолчал минутку, потом с трудом перевел дыхание и продолжил так тихо, что ей пришлось наклониться ближе, чтобы различить слова.