Читаем Ветер с океана полностью

Алексей рассеянно оглянулся по сторонам — и видел, и не видел руины. Расспросы отца возродили воспоминания о том, как он впервые вышел на эту улицу. Он сказал, что проскочил ее без выстрелов, и верно — выстрелов не было. Зато было пламя, перекрывшее улицу. Пламя рвалось из окон, мощные языки выбрасывало как под давлением. Бронетранспортер остановился, Алексей всматривался в огненную завесу. Надо ехать дальшей, а что там? Широк ли очаг пожара? Удастся ли проскочить?

— Рискнем на один глаз, товарищ майор? — предложил водитель. Водителя, отчаянного паренька, ничто не страшило. И сквозь завесу огня он тогда проскочил, и еще из десятка опасных положений выкарабкался в этот день, а на другой, в дымное апрельское утро, погиб от шальной пули — за час до полного прекращения огня.

— Давай! — сказал Алексей, и бронетранспортер ринулся в пламя.

Оно оказалось нешироким, всего два дома соединил пламенный мост, вот эти два дома — две горки наваленных кирпичей…

А за ними снова была пустынная улица, брошенные жителями дома, склады, склады, склады…

Развалины улицы вплотную подступали к реке. Вдоль нее в прошлом тоже тянулась улица, сейчас лишь груды бетона и кирпичных блоков заваливали набережную. Из руин вздымались стены кирх: церковные постройки были прочнее жилых. Только у моста через реку поднималось неразрушенное затейливое здание с колоннами и лепными украшениями. Издали оно казалось совсем целым, но когда Мухановы подошли поближе стало видно, что внутри оно выгорело.

— Прежде здесь помещалась биржа.

Прокофий Семенович прошел через мост и остановился. Со стрелки острова, где сливались два рукава реки, открывался фантастический вид. На западе мертвое переплеталось с живым, среди развалин вставали восстановленные дома, дымили заводские трубы, виднелись мачты судов, а берега реки соединял исполинский портальный кран. И оттуда, несмотря на ранний час, доносились свистки паровозов, гудки пароходов, сопение паровых машин.

На север и на восток простирались нагромождения развалин. Черным силуэтом на фоне посветлевшего неба вздымались руины собора. На невысоком холме поднимал черные стены древний замок — массивный камень надменно нависал над обвалами домов, башни с бойницами высились по углам, за оградой устремлялась вверх колокольня, четырехугольная призма с конической головой.

Мухановы свернули налево. Мостовая, единственное, что осталось от улицы, прихотливо вилась в нагромождениях кирпича, повторяя обводы замкового холма. Алексей показал рукой вперед.

— Вот и площадь Победы, отец.

Площадь была странная: обширное пространство, окруженное руинами зданий, массивных, многоэтажных, вылупивших пустые глазницы окон и распахнувших, как рты, провалы парадных входов: только два дома, восстановленные или непострадавшие, высились живыми четырехэтажными фасадами.

А то, что происходило на площади, опять, как и на вокзале, поражало все тем же противоречием кипящей жизни и мертвечины руин. Час был ранний, солнце только всходило, а на площадь въезжали с разных сторон автобусы, из машин вылезали колхозники с корзинами, женщины с сумками и кошелками, мужчины с портфелями, моряки в форме. Машины, предупреждающе гудя, поворачивали и уходили, быстро пропадая в извилинах почти десятка улиц, сходившихся к площади.

— Недалеко центральный рынок, — пояснил Алексей. — Здесь жизнь начинается рано.

Прокофий Семенович в автобусе занял место у окна, рядом поместился Миша, позади — Алексей. Автобус мчался по неровной — где широкой, а где резко сужающейся — улице, она, видимо, была главной — на перекрестках светили вывесками магазины, — потом свернул на широкий проспект, снова углубился в кривульки старых улиц. Сердце Прокофия Семеновича отходило: с каждым новым кварталом город преображался, разрушений становилось меньше, появлялась зелень, кустики сменялись деревьями, деревья мощными стволами выстраивались вдоль тротуаров, темными кронами перекрывали мостовые.

— Да это сад! — воскликнул Прокофий Семенович, когда они вышли из машины.

Это был, конечно, не сад, за стволами деревьев проступали двух- и трехэтажные дома, но могучие липы, каштаны и клены оттесняли здания — те пропадали в глубине, затененной нарядными великанами.

Алексей направился в зеленый туннель, образованный двухобхватными каштанами. Вскоре показался штакетный заборчик, калитка, двухэтажный дом в глубине сада, кусты сирени перед домом.

— В особняке живешь, как фон-барон, — со смехом сказал Миша.

Алексей пожал плечами. Таких фон-баронов четыре семьи в их доме. — По лестнице ходите осторожней, она шатается.

Железная лестница не только шаталась, но и звенела. На первом этаже заскрипела дверь, пожилой мужчина с рыжей щетиной на щеках высунул голову, что-то приветливо проговорил, — Алексей обернулся и молча кивнул. Навстречу гостям вышла Мария Михайловна, жена Алексея.

— Принимай гостей, Мария! — Прокофий Семенович расцеловался со снохой. — А внук где?

— Спит. Входите смелей, ему скоро просыпаться. Прокофий Семенович вошел первый, сел на диван, иронически поглядел на Алексея.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза