Читаем Ветер сулит бурю полностью

Из пескороев готовят замечательное блюдо. Какими бы маленькими они ни были, их надо почистить, как настоящую рыбу, и отрезать головки, а когда начистите штук сто, бросьте их в котелок с кипящей водой. В воде они сразу же перевернутся брюшком вверх, и оказывается, тут уж их и вынимать пора. Потом их надо выложить на горячую тарелку, размять немного и положить сверху сливочного масла. Когда они хорошенько пропитаются маслом, съешьте тарелочку-другую с жареными лепешками и запейте горячим чаем. Будьте уверены, что такого великолепного блюда вам не скоро удастся отведать.

Они ели пескороев и хохотали. Комин опять разбудил ребенка, и Падар изругал его. Ярко светила керосиновая лампа. Много было смеха и разговоров, прежде чем они втроем пошли домой.

И вот тут Мэйв и разбила сердце Мико.

— Давай, Комин, — сказала она, — давай покажем ему.

— Ладно, — сказал Комин.

— Идем, Мико, — сказала Мэйв, взяла его за руку, и они перепрыгнули через низенькую каменную ограду.

Она побежала, и он побежал вслед за ней, а Комин, медлительный, как всегда, замыкал шествие. Она перескочила еще через одну ограду и свернула к морю через поросшие отавой луга, спугнув по дороге возмущенное семейство жаворонков и несколько бекасов. Они перелезли еще через один забор и подошли к маленькому полю, с одной стороны примыкавшему к невысокой горке, загораживавшей ту часть моря, где оно прорывалось между сушей и островом Ома. Поле было ровное и какое-то удивительно уютное. Она остановилась возле горки, заросшей боярышником, по-стариковски согнутым и устало уворачивающимся от натиска никогда не стихающих здесь ветров. Это местечко было защищено от ветра, и отсюда начинался пологий спуск к морю, которое было совсем недалеко; только пройти три участка, и начинался песчаный пляж. А внизу виднелась залитая огнями гавань и все пространство южнее острова Ома, вплоть до самого Атлантического океана.

— Ну как, хорошо здесь? — спросила она.

— Еще бы, — сказал удивленно Мико.

— Ну, так вот, мы с Комином построим тут наш дом, — сказала Мэйв.

Комин наконец догнал их. Она подошла к нему и встала рядом, взяла его под руку и, прижав его огромную руку к своей груди, посмотрела на него снизу вверх.

— Когда мы поженимся, — сказала она и вздохнула.

Смысл ее слов не сразу дошел до сознания Мико, а когда он понял наконец, в чем дело, то порадовался, что вовсю светит луна, при которой обычно не видно, если человек покраснел. Он чувствовал, что лицо его пылает. «Впрочем, — подумал он, — не все ли равно при моем-то багровом пятне? Ну вот, опять все сначала, опять мое лицо о себе напоминает. Какой же я был дурак, — думал он, — что раньше ничего не заметил. Все эти их перебранки, и как она смотрела на него, когда он возился с ребенком Падара, и этот разговор, что Комин не знает, что делать с девушкой при луне. Да мало ли что еще. А тот раз, еще раньше, когда они с Комином встретили ее. Как он грубил ей, и все для того, чтобы скрыть свои чувства, а это его как раз и выдавало».

— Вы с Комином… — сказал Мико, и голос у него сорвался, — что ж, это очень хорошо, я очень рад.

— Ага, — сказал Комин, — только это будет не скоро. Мне придется подождать, пока у нас еще кто-нибудь не подрастет, чтобы помогать по хозяйству. Да и дом не скоро строится. Я смогу им заниматься только в свободное время. Может, мы начнем с этой зимы или, уж во всяком случае, с будущей. Ведь надо построить дом, крышу навести, обстановку сделать. Нам надо еще работать и работать, потому что, Мико, не так-то просто жениться в Коннемаре.

— Да, но зато потом вам хорошо будет, — сказал Мико.

— Мы пока молчим, — сказала Мэйв. — Никто еще об этом не знает. А то скажут, пожалуй, что мы слишком молоды. Знаешь, здесь ведь никто раньше тридцати-сорока не женится. А мы не согласны, и мы не хотим уходить из Коннемары, как некоторые, только потому, что мы молоды и бедны. Мы построим свой домик и поженимся, и у Комина будет своя лодка. Лодку ему тоже придется самому строить, и мы получим от его отца и от моего отца по клочку земли и сможем сажать картошку. Да, Комин еще станет рыбу ловить, так что голодать мы не будем.

— Ага, — сказал Комин и взял ее за руку.

— Мы сказали тебе, Мико, чтобы ты, когда будешь думать о нас, всегда бы мог представлять себе это место и наш домик. Он будет камень по камню расти. А когда мы поженимся, мы пришлем тебе весточку, так что, если ты к тому времени нас не забудешь, ты сможешь закрыть глаза и представить себе, как Комин и Мэйв смотрят на море, стоя у себя на поле, и как они счастливы.

— Я всегда буду думать о вас, — сказал Мико очень тихо.

— Правда, хорошо? — спросила она, трогая его за рукав.

Мико стоял, отвернувшись к морю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Попаданцы / Фэнтези / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее