Ветер сулит бурю

Мэйв остановилась, упершись руками в колени.

— А ну, поторапливайтесь! — крикнула она. — Тащитесь, прямо как на поминки.

Они догнали ее. Теперь согнувшиеся фигуры были уже совсем близко. Повсюду виднелись нарытые кучи мокрого песка. Одни смеялись, другие были серьезны, особенно мужчины, когда собирались по нескольку человек вместе. Но стоило появиться между ними девушке, как сразу же начинался смех, крики, притворный визг.

— Томмин Тэди, ты рукам воли не давай!

— Не буду, не буду.

— Вот тебе.

— Интересно, чем это пескорои там занимаются под прикрытием скалы?

Томмин Тэди, заработав пощечину, отскакивает назад, хватаясь за щеку. В тишине удар разносится, как пушечный выстрел. Общий смех. Томмин Тэди представляется, что у него сломана челюсть, и, шатаясь, ходит по кругу. Со всех сторон доносятся приветствия:

— А, это ты, Комин? Что это за страшную штуку ты приволок? Ты называешь это лопатой?!

— Нет, а Мэйв-то! Послушай, Мэйв, ты что это таскаешь за собой маленького Мико? Совращением малолетних занялась, что ли?

— Хорош маленький! Пожалуй, побольше моего отца будет!

Все это безобидно и весело. И ночь была чудесная и серебристая. Даже самые грубые голоса звучали здесь мелодично, и казалось, что обманчивый свет луны сглаживает все резкие линии и заливает голубовато-зеленым сиянием громоздкие бурые скалы, покрытые водорослями. Вокруг было очень тихо, не слышно ни топота шагов, ни стука лопат о камень.

Только изредка раздавался какой-то странный, всхлипывающий звук, когда ботинок увязал в мокром песке, да чавканье и плеск, когда его вытаскивали.

— Вот! Лучше не придумаешь, — сказал Комин, выбирая себе место.

Он нагнулся, держа наготове свой загнутый нож.

— Теперь смотри, Мико.

Мико нагнулся рядом с ним. Комин воткнул нож в песок, выждал секунду, отвел нож в сторону и вытащил. На загнутом конце извивалась рыбка, похожая на обрывок серебристой тесьмы.

— Вот, — сказал он, — это и есть песчаный угорь.

Мико взял пескороя пальцами и поднял кверху, так что на него упал свет. Это была очаровательная серебряная рыбка, вершка четыре длиной, узенькая и заостренная, как лезвие перочинного ножа. Самая настоящая рыбка с длинной, суживающейся головкой и жабрами. И глаза на месте, и хвост есть. «В чем же разница между пескороем и обычной рыбой — хоть гром меня разрази, не знаю. Разве только, что он такой узенький и гладкий». Мико и не заметил, что вокруг него все прекратили работу и наблюдают за тем, как он тщательно изучает пескороя. Он посмотрел на Комина.

— Какой же это угорь? — сказал Мико. — Просто какая-то поганая рыбешка.

Тут последовал такой взрыв хохота, что, наверно, и в Ньюфаундленде слышно было. Даже Комин улыбнулся.

— Чего это вы нашли смешного? — слегка обиделся Мико.

— Ничего мы не нашли смешного, — сказала Мэйв. — А за что ты бедного пескороя обзываешь?

— Да, — не успокаивался Мико. — А чего вы их угрями называете, раз они рыбы?

— А угорь что, по-твоему, не рыба? — спросила Мэйв.

Мико хотел было что-то ответить, но, поразмыслив немного, решил лучше промолчать и сам захохотал.

— Ладно, — сказал он, — только все равно странно как-то.

И принялся копать пескороев.