Читаем Ветер сулит бурю полностью

Никто не знает, откуда появляются вдруг пескорои, глубоко зарывшись в песке отмели. Их никогда не найдешь здесь раньше положенного срока. У них есть свои определенные места на отмели, и в полнолуние они неизменно бывают там. Вот и все, что о них известно. Никто не интересовался, бывают ли они там и в другое время. Вернее всего, что нет. Во всяком случае, для своего появления они выбрали удивительно удачное время. На отмели осенью в полнолуние чудо как хорошо. Запустите руку в песок и, когда почувствуете, что между пальцами извивается какая-то непонятная штука, тащите — вы вытащите пригоршню песка, в котором копошатся маленькие рыбки. Когда делаешь это впервые, испытываешь ощущение, будто мурашки по спине бегут: вытаскиваешь руки, а в них, оказывается, полным-полно трепещущих, покрытых песком рыбок. В песке пескорои передвигаются с той же скоростью, что и в воде. Это удивительное явление. А если вытащить их из песка рукой, или лопатой, или изогнутым ножом, они сначала трепещут, а потом замирают и делаются похожи на серебряные монетки, которым искусный мастер придал диковинную форму. Но к чему им песок, если они так же хорошо приспособлены к жизни в море? И уходят ли они когда-нибудь из песка? Или, может быть, они приходят сюда метать икру или еще за чем-нибудь? Не знаю, и никто не знает, и очень мало кого это интересует. Главное — это быть на месте в нужный момент, и выкапывать их, и наполнять банки, ведра, а если хочешь, то нагружать ими и тележки, запряженные осликами. Ну а если устанете копать, рядом всегда найдется девушка, и может статься, что она невзначай заденет вас бедром, а может, прядь ее волос коснется вашей щеки или, когда вы копаете, ваши руки встретятся в песке в горячем пожатии, которого даже грудам холодного песка не охладить; и сердце замрет на миг, а потом глухо застучит, так что придется облизнуть пересохшие губы, а в голове мелькнет мысль: «Слава Богу, ночь что надо!» И начнете перебирать в уме все укромные уголки по пути домой, где можно задержаться на минутку, а потом и вовсе забыть о времени. И право же, ничего нет удивительного в том, что пескорои бывают повинны в стольких браках.

Когда они втроем подошли к берегу, Мико почувствовал вдруг сильную усталость. Ведро они с Комином тащили вдвоем, потому что оно было полное и тяжелое, и Мико подумал, что, наверно, он и в самом деле утомился, если уж ему начало казаться, что между Комином и Мэйв воцарилось какое-то напряженное молчание. Мэйв молчала, а это что-нибудь да значило. Она шла, опустив голову, и волосы падали ей на лицо, совсем как тогда, когда они встретились с ней в первый раз. Одну руку она заложила за спину и ухватила ею локоть другой руки, а сама шлепала босыми ногами по встречным лужам. А Комин брел, подняв лицо к звездам, и грудь его тяжело вздымалась, как будто ему трудно было дышать. «И с чего бы? — недоумевал Мико. — Такой здоровенный парень и вдруг задыхается после такого пустяка?»

«Интересно, — раздумывал дальше Мико, — женятся ли когда-нибудь в пятнадцать лет? Мэйв, должно быть, года на два старше меня, но это ровно ничего не значит. Что, если бы остановить ее да сказать: „Я знаю, ты считаешь меня мальчишкой, но, ей-же Богу, я совсем не такой уж мальчишка. Каждый раз, когда я тебя вижу, сердце у меня несется куда-то, как парусник с попутным ветром, и трепещет, как ласточка в бурю… и колени у меня слабеют, а когда я ложусь спать и вдруг представляю, как ты улыбаешься мне, вижу ямочку на твоем подбородке, меня просто в дрожь бросает…“ Если сказать ей все как есть, может, она и поймет, что это значит, и, если она ко мне так же относится, может, она и согласится подождать, пока я подрасту, ну, скажем, года два, или, в крайности, пока я не стану таким, как Комин. Эх, если бы только согласилась! Тогда, клянусь Богом, в один прекрасный день я подойду к клегганской пристани на отцовском баркасе, и заберу тебя, и увезу домой, и повезу тебя, как королеву, мимо Ома и Клифдена, и Костелло, и Розмака, и Спиддала, и Фурбо, и Барны, пока мы наконец не приедем в наш залив и я не высажу тебя на пристани в Кладдахе, а там уж все будут стоять, ожидая нас, мы повенчаемся в церкви, и станешь ты королевой Кладдаха, и будем мы счастливы до скончания века».

Он вздохнул.

Они удивленно посмотрели на него.

— Ты чего это, Мико? — спросил Комин.

— Как чего? — спросил Мико.

— Вздыхаешь, — сказала Мэйв. — Ты вздыхаешь прямо как лосось, которого тюлень поймал.

— Ох, я рад, что еду домой, что и говорить, но только я так привык здесь, что больше уж и не знаю, где мой дом.

— Понятно, — отозвался Комин глубокомысленно.

И тут все рассмеялись, и тогда Комин хлопнул Мико по спине, а Мэйв взяла его под руку, и все они вместе пошли к домику Мэри и Падара.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Попаданцы / Фэнтези / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее