— Зваркович дал понять, что там все схвачено. Так что, Митрич, держи ухо востро! — Вновь протянул руку к бутылке: — Выпьем?
Старик отказался:
— Не стоит. И тебе не советую. Ты мне вот что скажи, что дальше делать станешь? Ведь ты из–за меня пострадал.
Гордеев покачал головой и твердо взглянул в глаза лесника:
— Нет, дед, не из–за тебя. Ты об этом не думай. Я бы все равно не смог дальше смотреть сквозь пальцы на этот беспредел. И так год любовался, как бандюки распоясывались. Многие в милиции до сих пор в растерянности ходят: криминала много и все видим, а сделать ничего не в силах. Мы вроде бы власть, а они нам законы диктуют, представляешь? Некоторым угрожали, а у всех семьи, дети…
Николай замолчал. Полозов снова спросил:
— Так чего делать собираешься?
Бывший сержант развел руками:
— Вчера с женой и сыновьями говорили. Ире на заводе полгода зарплату не платили. Думаем в деревню, к моим родителям ехать. Сыновья согласны. До города–то всего семь километров, так что с учебой большой проблемы нет. Земли вокруг много, колхозы на ладан дышат. Думаем свое хозяйство наладить. Теплицу для зелени построить и вот как ты, торговать на рынке.
Митрич вздохнул:
— А не боязно?
Гордеев задумчиво посмотрел на поблескивающую стеклом «тару» с горячительным. Встал и решительно поставил бутылку в холодильник. Обернувшись к старику, жестко ответил:
— Боязно! Только я жить хочу, а не выживать. С бандитами уж как–нибудь совладаю. Сыновья вон взрослые почти. Мишка на следующий год в армию уйдет. Он придет, Вовка отправится служить. Справимся…
Лесник встал:
— Ладно. Поеду я, Николай. Спасибо за поддержку. Ежели чего потребуется, лошадь для вспашки или инвентарь, обращайся…
Николай вышел вместе с ним в прихожую. Смотрел, как старик натягивал сапоги. Сказал:
— Да и ты, Митрич, обращайся. Все же я в десанте служил…
Полозов выпрямился. Внимательно поглядел на него и кивнул, протягивая руку:
— Понял я тебя, Николай, понял. Ежели бы все, как один, против бандитов встали, вот как в войну было, они бы не посмели хвост поднимать…
Полозов возвращался на кордон в глубокой задумчивости. Он вдруг понял, что больше ждать помощи не от кого. Конечно, Гордеев никогда не откажет. Но что они могут вдвоем против банды? К тому же имея за спиной семьи. А что он имеет дело именно с бандой, а не с отдельными преступниками, Митрич уже уяснил…
В хлопотах и работе прошла еще неделя. На кордоне почти каждый вечер появлялся Алексей Зубов и увозил Маринку в село на танцы или в кино. Валентина с удивлением обнаружила, что ее маленькие девочки выросли. Замечала взгляды старшей дочери, полные любви, направленные на приезжавшего парня. Да и Зубов смотрел на ее дочь влюбленными глазами. Мать, словно незнакомку, рассматривала украдкой красивое личико повзрослевшей Светланы. Иногда разглядывала себя в зеркале, если в доме никого не было и думала: «Даже и не заметила, как они выросли, а я постарела. Странно, как быстро… — Тут же одернула себя: — Хотя чего странного, жизнь не стоит на месте…».
В субботу лесник вновь отправился на рынок, нагрузив телегу продуктами. Постоянные покупатели радостно приветствовали его со всех сторон. Помогли поставить стол и весы, но едва Полозов успел расположиться и начать торговать, как появилось трое качков. Решительно протолкались через толпу покупателей.
Митрич поднял голову от мешка с картошкой, которую кидал в авоську, почуяв за спиной чужих. К тому же гомонивший народ вдруг замолчал. Лесник обернулся. Перед ним вновь стоял тот же здоровяк с золотой коронкой. Чуть прищурясь, он с насмешливой ухмылкой смотрел на старика. Двое его приятелей глядели мрачно, если не сказать зло. Бугай хмыкнул:
— Платить будем? Милиция тебе, дед, больше не поможет. Здесь наш район, а это значит, надо делиться. Понял?
Полозов прислонился спиной к телеге, незаметно заведя руку за спину и вытягивая из–под сена пистолет. Оставил его на самом краю, прикрыв сброшенным пиджаком. Твердо ответил:
— А я платить не буду. Не за что вам платить, так считаю. Эту картошку с морковью я выращивал и что–то не припомню, чтобы ты мне помогал. Я уже старый, чтоб молодым платить. Шли бы вы себе дальше. Некогда мне с вами разговаривать, у меня торговля идет…
Худой заросший щетиной бандит с сильным акцентом зло сказал:
— Старик, ты что, не понял? Тебе русским языком сказали — плати, раз торгуешь!
Очередь немного отодвинулась в стороны, но не расходилась, внимательно следя за событиями. Торговцы в рядах столпились у входа под навес, забыв про товары. Все прислушивались. У некоторых во взглядах светилось торжество: «Теперь ты, старик, смиришь гонор! И начнешь торговать по тем же ценам, что и мы.». Бандиты тоже заметили интерес к себе со стороны базарной толпы. Качок с золотой фиксой перегнулся через столик к Митричу и прошипел:
— Плати, дед! Иначе здорово пожалеешь…
Лесник тоже наклонился к нему, глядя в глаза: