Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I

Ответ очевиден – смена легенды не могла быть результатом волевого решения одного Жоржа, она потребовала проведения целого ряда действий всей резидентуры ГРУ, связанной с операцией «Дельмар», но, разумеется, при активном участии самого Жоржа – его мнение во многих вопросах должно было быть решающим. Ведь именно ему предстояло работать, опираясь на новую легенду.

Вероятно, это потребовало значительного числа согласований действий Жоржа и распоряжений Центра, причём согласований, требовавших секретной переписки или даже личных переговоров с курьерами.

То, что это было именно так, видно из письма Жоржа жене от 20 января 1941 года.

06.20. Фрагмент письма Ж. А. Коваля к Л. А. Ивановой от 20.01.1941 г.[907]

В этом письме он писал:

«Мылёнышь:[908] Вот, уже 1941 г. и я все питаюсь одними надеждами получить от тебя письмо. Я всё думаю, что вот, вот получю. Но, ничего не поделаешь: никто в этом не виноват. Просто так сложились об’стоятельства. Я думаю, что ты всётаки понемного получаешь мои письма».[909]

Здесь важна последняя фраза, из которой следует, что Жорж уже отправил Людмиле Александровне несколько писем, на которые не получил ответа. Отправка каждого личного письма – это следствие личной встречи с курьером.

Других способов передачи писем просто не было. Я предполагал, что это можно было делать и с помощью дипломатической почты, но получил авторитетное разъяснение от компетентного источника о причинах отсутствия такой практики:

«Дипломатическая почта в СССР вообще никогда не использовалась, еще со времен Дзержинского, для пересылки сообщений нелегалов. Это было связано с тем, что для того, чтобы документ был переслан дипломатической почтой, он должен был попасть внутрь посольства. Соответственно, кто-то его должен был принести. Поскольку тотальное наблюдение за посольствами с фотографированием всех входящих стало общемировой практикой еще в 20-е гг., то для передачи информации нелегалов использовалась либо радиосвязь, либо специальные курьеры. Это и было самое уязвимое звено в нелегальной разведке. Если взять, например, советскую разведку, то таких знаменитых нелегалов, как Абеля и Молодого провалили именно курьеры. А они сами работали безупречно».[910]

Поскольку личные письма могли передаваться только в качестве «приложения» к каким-то «деловым письмам», очевидно, что на первом этапе пребывания в США (его первые «сто дней» с октября 1940 по январь 1941 гг.) прямые контакты Жоржа с Центром были достаточно интенсивными. И естественно предполагать, что это было связано именно с процедурой легализации.

А то, что Людмила Александровна долго не отвечала на эти письма, также легко объяснимо. Ведь прежде, чем полученное в московском Центре письмо попадало к адресату, оно тщательно анализировалось в каком-то специальном отделе Центра – не содержит ли оно какой-то «нежелательной» для ГРУ информации? Центр должен был быть уверен, что Жорж случайно (или – этого тоже нельзя было исключать! – даже намеренно?) не написал того, что может помешать ходу операции «Дельмар» или самому ГРУ.

Такая проверка требовала времени, особенно на первых порах работы агента Дельмара, личные качества которого (профессионализм и преданность) тоже ещё проходили проверку. И – прав был Жорж! – «так сложились об’стоятельства», что деловая переписка в первые недели и месяцы его «командировки» интенсифицировалась, а личная – мучительно затягивалась…

В чём же состояли трудности простого признания того факта, что Жорж Коваль есть действительно George Koval из Сью-Сити?