О том, что семьёй Ковалей после их репатриации обязательно должны были заинтересоваться органы НКВД (и, прежде всего, ИНО ОГПУ при СНК), уже говорилось ранее в главе «Америка. Малая родина».
Вернёмся к этому вопросу с точки зрения последствий этого интереса в деле легализации Жоржа в Америке.
Дополнительный импульс к «персональному интересу» НКВД к Ковалям, вероятно, возник ещё в 1936 году, после того, как
Не вызывает сомнения, что «дело» на каждого оставшегося после отъезда «многих» за пять лет было «просвечено» аналитиками ИНО ОГПУ на предмет возможности использования в целях разведки. Не много их было – всего нескольких сот штук.
Не этим ли, кстати, объясняется информированность руководства ВСХВ об «ударнике» А. Ковале, фотографии которого поручалось сделать специальному корреспонденту, о чём рассказано в главе «Колхоз»? Именно органы НКВД могли дать Оргкомитету ВСХВ такую информацию.
И у «органов» были все основания внимательно приглядеться к Абраму Ковалю.
Конечно, список этот «не афишировался», и вряд ли Абрам и Этель знали о нём, но те, «кому положено», не просто знали, но и руководствовались им в каждодневной работе по контролю за умонастроениями граждан.
И после приезда летом 1936 года Гершона и Голды как эмиссаров ИКОРа, радушного приёма, который оказали им икоровские Ковали, Абрам, сам того не подозревая, оказался деятелем «враждебной организации»… О чём его, вероятно, и известили «компетентные органы» в августе 1936, после отъезда Гурштелей.
После этого сотрудничество Абрама или с ГРУ, как предполагалось ранее моим компетентным источником, или с ИНО ОГПУ, стало неизбежным.
В противном случае ему пришлось бы иметь дело с другой структурой НКВД, скорее всего, с той, аббревиатура которой сегодня известна всем – ГУЛаг НКВД. Так что приезд Гершона и Голды уж точно означал для семьи Ковалей «прощание с Америкой». Обратный отъезд для них теперь стал окончательно закрыт.
Более того, теперь Этель и Гейби нужно было срочно доказывать свою лояльность властям получением Советского гражданства.
Думаю, что Гейби, «молодой комсомолец», который в это время уже учился в Москве, был только рад поскорее получить советский паспорт, а вот как восприняла такую необходимость Этель – не знаю. Но вряд ли с большой радостью. Не зря она «тянула» с принятием гражданства для себя и Гейби четыре года после приезда в СССР.
После всего пережитого в советской «земле Обетованной», после голода и холода 1932–1933 годов, после разговоров с Голдой, которая рассказала ей о нынешней ситуации в Сью-Сити (к этому моменту купленный Абрамом дом всё ещё оставался их собственностью!) у неё ещё тлела надежда на возвращение в Америку или на родину в Телеханы. Но к осени 1936 года она ясно осознала, что эта надежда неосуществима, и нужно ловить российскую синицу здесь, в колхозе, а не мечтать об американском журавле в Сью-Сити…
Для этого пришлось добровольно обратиться к властям с просьбой – примите меня и моего сына в граждане! Власти просьбу американской подданной, «работницы колхоза» Этель Абрамовны Коваль, удовлетворили, и 15 февраля 1937 года постановлением Президиума Облисполкома Еврейской Автономной Области в г. Биробиджане оба они – «Этель и Эйби» – были приняты в Советское гражданство:
06.22.
Фрагмент протокола о принятии в Советское гражданство Этель и Гейби Ковалей.[917]После сопоставления приведённых фактов о событиях 1936 – начала 1937 годов в семье Ковалей с обстоятельствами и перипетиями жизненного пути Абрама, которые привели его в Америку, мне кажется, опытный читатель уже догадывается сам о тех ветвях альтерверса, где Абрам принял участие в подготовке «операции Дельмар».
И вот что сообщила мне Елена Ларина[918]
о некоторых эпизодах из биографии самого Абрама Коваля в эти годы: