Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I

И на первом этапе легализации удалось избежать привлечения широкого круга американских знакомых Жоржа – и Тилли Силвер, и Сара Роуз представляли далёкую периферию множества его родственных и деловых контактов.

Косвенным, но весьма важным аргументом в пользу изложенной версии, можно считать такое свидетельство самого Жоржа. В уже упомянутом письме к жене от 20 января 1941 года он написал:

«Я чувствую себя хорошо. Я уже привык к моему новому образу жизни, приобретаю друзей и вообще стало веселее. Вначале было трудновато».[937]

Решение о смене легенды было принято, вероятно, ещё до Нового Года, поскольку в своём декабрьском письме к жене Жорж уже писал, что

«Тут, на новом месте, было трудновато в начале, но начинаю привыкать».[938]

Так что к 20 января 1941 года, почти через три недели после регистрации, Жорж уже «привык» к жизни под своим именем и ему стало «веселее». Это не удивительно – к хорошему привыкаешь быстро. Особенно после того, как «вначале было трудновато» – приходилось жить под чужим именем и, не имея регистрации, опасаться официальных контактов.

К тому же появились и «новые друзья» – Тилли Сильвер и Сара Роуз, которые оказались связанными с «прежней жизнью» и, рассказывая для укрепления новой легенды о событиях и людях в родном Сью-Сити в период 1932–1940 годов, укрепляли и «психологическую почву» его теперешней жизни в Нью-Йорке.

Настроение улучшилось настолько, что в письме к жене он уже слегка бравирует, изображая скуку своего положения:

«Тут есть много нового и интересного, но в общем скучновато

».[939]

Как долго длился первый этап легализации сказать трудно, но позже, когда пришлось заполнять анкету в службе безопасности манхэттенского проекта, Жорж представил уже более реалистичный вариант своей жизни в период 1932–1940 годов.

Это было нужно сделать для делового взаимодействия с любой «серьёзной» фирмой, связанной с секретной тематикой, поскольку «фермерский вариант» был достаточно уязвим – никакого американского фермерского опыта у Жоржа не было (а, значит, он легко мог «проколоться» при проверочном собеседовании на эти темы), да и никаких доказательств такой своей деятельности он привести не мог (документы на землю, торговые партнеры, банковские счета и т. п.).

И вот что сообщил Жорж службе безопасности манхэттенского проекта.

О себе – сирота.

«Отец, «BERNARD ABRAHAM KOVAL, плотник, родился около 1885 г. вблизи Пинска, Польша, натурализовался около 1917 года в Сью-Сити, умер в 1933 г. в Сью-Сити. Мать – Этель Коваль, домохозяйка, родилась около 1888 г. вблизи Пинска, Польша, натурализовалась в 1917 году, умерла в феврале 1934 г. в Сью-Сити».[940]

О своей работе:

1933–1936 «Square Deal Company» (Сью-Сити)[941]

1937–1939 «Mid-Town Electric Company» Нью-Йорк

1939–1943 «Raven Electric Company» Нью-Йорк.[942]

Это – второй этап легализации. Для появление первых двух строк этой записи наша американская резидентура должна была провести очень серьёзную работу. И крайне важно отметить – эта работа никак не была связана с «атомной разведкой»!

Когда в августе 1944 года рядовой американской армии Жорж Коваль перед отъездом в Ок-Ридж встречался со своим резидентом «Фарадеем»,

«ни «Дельмар», ни «Фарадей» не знали, что выпускнику Московского химико-технологического института и Нью-Йоркского городского колледжа предстояло стать сотрудником одного из предприятий, работавших по плану американской программы создания атомной бомбы».[943]

Никакой связи с Жоржем в первый период его работы в Ок-Ридже не было и заполнял он анкеты службы безопасности манхэттенского проекта основываясь на своей легенде, уже согласованной с Центром до попадания в американский атомный проект.