Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

Переговоры о формате беседы с Натальей Дмитриевной Солженицыной, исполнявшей обязанности и секретаря и переводчика, были сложными. ФБР хотело прислать целую команду интервьюеров и переводчиков, но в итоге специалист, отряженный из Нью-Йорка, поехал в Кавендиш один.

Согласно его отчету от 4 мая 1978 г. беседа продолжалась примерно час и велась только на русском языке, причем не наедине, а в присутствии как минимум еще одного лица (судя по всему, это была переводчица, чьи услуги, однако, не понадобились).

Просьба прокомментировать эпизод со звонком в американское посольство в Москве и упоминанием Коваля и атомного шпионажа вызвала у хозяина «некоторое удивление» – и в силу осведомленности об этом эпизоде ФБР, и просто за давностью лет.

Имяреку, «судя по всему, очень не хотелось обсуждать эту тему», – констатировал американский контрразведчик.

Позже он добавил также, что в высказываниях его собеседника имелись противоречия, "ставящие под сомнение достоверность" некоторых из них. Однако, предложение устроить повторное собеседование было вежливо отклонено.

В исходном отчете о беседе было, судя по нумерации, более 7 страниц; в рассекреченном деле имеются лишь 4, да и те с купюрами.[467]

К этому анализу документов архивного дела ФБР, проведённому А. Шитовым, мало что можно добавить после знакомства с выставленными в интернете фрагментами этого дела. Вот как там зафиксирован ключевой ответ Александра Исаевича агенту ФБР:

«Содержимое телефонного звонка состояло из нескольких предложений на русском языке, предупреждающих посольство о том, что Георгий (Джордж) Коваль, советский агент или секретный агент (не может вспомнить, какой термин использовался), получит секретный материал об атомной бомбе в радиомагазине. Он не мог вспомнить какие-либо другие подробности, касающиеся содержания этого телефонного звонка.

[цензурный пробел <Солженицын – Ю. Л.>] сообщил, что лицо, получившее этот звонок в американском посольстве, по-видимому, недостаточно понимало русский язык, и фактически поручило звонящему повторно передать эту информацию в посольство Канады

».[468]

Вот и всё! Но это «всё» уже представлено в тексте романа. Как видим из этого документального фрагмента отчёта о беседе агента ФБР с А. И. Солженицыным, в 1978 году ничего «дополнительно конкретного» ФБР выяснить не удалось. Причина проста – в разговоре собеседники «говорили на разных языках» и преследовали разные цели.

Удивление Солженицына осведомлённостью ФБР об эпизоде с Ковалем совершенно естественно: в 1968 году был опубликован «медицинский» вариант романа, который и был широко известен на Западе. «Атомный» вариант, восстановленный в том же 1968 году, с тех пор «бродил по самиздату»[469] и только готовился к печати на русском языке во французском издательстве «YMCA-PRESS».[470] И, хотя существование «атомного» варианта секретом не было (о нем Солженицын говорил, например, на своей пресс-конференции в Париже 10 апреля 1975 года), но почему ФБР интересовалось именно им? И что вообще знали в ФБР о его работе в марфинской шарашке?

В это время мемуары Л. Копелева «Утоли моя печали» ещё не были опубликованы, и Александр Исаевич, вероятно, был озабочен тем, чтобы не раскрывать прототипы героев романа.

10.13. Прототипы героев романа «В круге первом» – Л. З. Копелев (Рубин), А. И. Солженицын (Нержин), Д. М. Панин (Сологдин).[471]

Главные герои были ещё живы, отношения с ними были сложные, и публичное обсуждение трактовки их образов в романе совсем не входило в намерения писателя.

Как мне стало известно, в экибазстузском лагере, где сидели вместе А. И. Солженицын и Д. М. Панин, Александр Исаевич записывал рассказы заключённых и в дальнейшем использовал эти материалы в своих книгах.

Кажется весьма вероятным, что именно в это время он обсуждал эпизоды из жизни шарашки с Д. В. Паниным, который занимался там разработкой механических шифраторов. И эпизод с «атомным шпионом» мог детализироваться в этих разговорах.

Во всяком случае, в рассказе одного из «соузников» Александра Исаевича по Экибастузу, звучавшему много лет спустя в квартире профессора С. С. Вялова, располагавшейся двумя этажами выше квартиры Жоржа Абрамовича, цитировался эпизод из романа «В круге первом».[472] Такое вот «пространственное сближение временны́х рядов» ☺…