Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

Профессиональная состоятельность Коваля не вызывала сомнений, а вот его «политическое лицо» в свете идущей в стране компании борьбы с космополитизмом требовало «прояснения» и, возможно, некоторых оперативных мероприятий, включающих, например, собеседования с лицами, общавшимися с Ковалем после его возвращения в октябре 1948 года. Собеседований, разумеется, конфиденциальных, без возможностей у Жоржа узнать что-либо от своих коллег и как-то повлиять на ход проверки.

Понятно, что пока идёт проверка и обсуждение различных вариантов использования Жоржа, он не должен иметь возможности влиять на эти процессы.

Сначала процесс проверки протекал в рамках «работы с документами», но примерно через месяц потребовалось проведение каких-то оперативных мероприятий, сведений о которых сам Жорж не должен был иметь. Однако, для предотвращения утечки информации не арестовывать же героического нелегала, удостоенного благосклонности самого Берии!

И было решено, что военнослужащему Жоржу Абрамовичу Ковалю предоставляется отпуск на 50 суток, который он должен провести у родителей, в колхозе имени 17 партсъезда под Хабаровском, находящимся в 8 533 километрах от Москвы по железной дороге…

Глава 9. Прощание с Дельмаром

Поездка в колхоз

После «отчёта у Берии» намерения руководства ГРУ и желания самого Жоржа полностью совпали. Сам он, конечно, нуждался в отдыхе и очень хотел встретиться с отцом, матерью и братом. И он был рад, что такую возможность ему дали. 5 мая 1949 года он получил отпускной билет сроком на 50 суток:

09.01. Отпускной билет Ж. А. Коваля.[177]

Любопытная деталь – подписан билет полковником Егоровым, а выдан он военнослужащему Ковалю. Почему же он без звания? Ответ во всё ещё закрытых материалах какого-то архива ГРУ.

Но кое-что об этом военнослужащем можно сказать на основании самого отпускного билета. Судя по сроку отпуска – 50 суток – «военнослужащий Коваль Жорж Абрамович» – офицер. Длительный отпуск предоставлялся

«офицерам Красной Армии и Военно-Морского Флота на срок до 30 суток, не считая времени на проезд к месту отпуска и обратно

».[178]

Десятисуточный срок в пути от Москвы до станции Волочаевка-2, «заложенный» командованием в дополнение к 30 суткам основного отпуска, в то время был вполне достоверен. Но Жоржу, судя по отметке о прибытии на обратной стороне билета, уложиться в этот срок не удалось – начав отпуск 5 мая, он прибыл в «Колхоз имени 18 партсъезда» только 17 мая.

Подробнее «социальный статус» Жоржа был прописан в каком-то удостоверении личности. А таковым для военнослужащего является военный билет. Значит, в отпуск Жорж отправился, имея на руках военный билет офицера. Не может же он ехать через всю страну без удостоверения личности! Там же было указано и его офицерское звание. И жил он с этим документом с октября 1948 (прибытие в СССР) по июнь 1949 года (возвращение из отпуска), когда ему был выдан новый военный билет. Значит, пока он ездил в колхоз, в Москве начальство ГРУ ещё не решило окончательно его судьбу. И спектр этих решений мог быть весьма широким – от награды до расстрела…

Конечно, Жоржу и Миле очень хотелось поехать вместе! Но была очень важная причина, по которой Людмила Александровна поехать вместе с Жоржем не могла – она должна была пройти курс лечения в санатории, путёвка в который была ей обещана в ближайшее время, а получить на заводе два отпуска в одном году было, конечно, не реально.

И они с Жоржем решили, что её отдых и лечение важнее, чем совместная поездка на Дальний Восток. Жорж поехал один, а Людмила Александровна осталась, ожидая путёвки и поездки на лечение. Договорились, что она сразу же известит Жоржа о сроках своего отпуска.

И это сделало возможным сегодня подробно рассмотреть поездку Жоржа к родителям, поскольку все её этапы описаны в его письмах, сохранившихся в семейном архиве.

Жорж уехал из Москвы 9 мая. В 1949 году день 9 мая назывался не «День Победы», а, по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 23 декабря 1947 года, более скромно – «праздник победы над Германией». И был обычным рабочим днём.

Первое письмо отправлено с дороги 11 мая. И начинается оно с меланхолической констатации:

«Скучно, очень скучно – и ещё жарко и, кроме того, пыльно. Едем уже третьи сутки а ещё не вошел в обычное состояние безразличия, когда ешь и пьешь и спишь и тебе безразлично, какой сегодня день и далеко ли еще ехать и кажется, что всю жизнь так один и будешь ехать, без конца».[179]