Вид с больничной койки

— Все равно, вы смельчак, хотя и на… щите, — пафосно молвила артистической внешности дама в шубе из колонка.

— Ваучер… На такое можно решиться только от великой нужды, — в тон ответил жгучий брюнет с ноутбуком.

— Некоторым, как видно, делать больше нечего, — с укором изрек сосед в легкой, не по сезону куртке и в кедах. Его реплика меня немного уязвила, ибо и прежде слышал подобное от приятелей и близких. Упрекали даже в скаредности. Бывает трудно подчас в собственной душе разобраться. И все же греет душу даже малое сочувствие.

— А я вас, товарищ, хорошо понимаю!

Всего-навсего два слова: «товарищ» и «понимаю» явились как бы лошадиной дозой адреналина в кровь. Я воспрял духом, смело оглядел пестрый кружок. С другого конца холла наперерез к нам пробирался, опираясь на инкрустированную клюку, по внешнему виду мой сверстник. На расстоянии протянул сухонькую ладонь.

— Честь имею: Иван Петрович… Тоже, как и вы, из великой армии погорельцев. Имел глупость доверить свои сбережения банку «Московская недвижимость». Наверное ж, слышали об этом монстре?

— Ой, у моей матушки тоже есть такие акции, — опередила меня дама в колонковой шубе.

— Они давно обанкротились и разбежались, — подал реплику щеголь в распахнутом длиннополом рединготе из велюра, похоже, адвокат.

Все вдруг разом загомонили, каждый о своем, не слушая никого. Получился настоящий птичий грай. На нас косо поглядывали охранники с «калашами» на боку.

— Не верьте лабуде, ее нарочно жулье вокруг распускает, — перекрыл всех своим басом опереточной внешности субъект в казачьей форме Войска Донского, туго перепоясанный ременной портупеей.

Казак всем понравился, его с любопытством разглядывали с ног до головы. Он же тем временем вбросил в круг дополнительную информацию, которая в разбавленном виде давно витает по столице.

— Денежки «Московской недвижимости» лежат в сейфах госпожи Батуриной. Потому забудьте о них, как о прошлогоднем снеге.

Последняя фраза, похоже, была адресована инвалиду с посохом. Он мигом отреагировал:

— Я и вас тоже хорошо понимаю, товарищи… Должен вам доложить: я историк. И не только по образованию и по роду деятельности. Работаю в соответствующем институте, опять же социалист по убеждениям… Так вот, ежели раздвинуть рамки действительности да поглядеть на происходящее трезвым умом… Прошу минуту внимания.

Рассуждал Иван Петрович о вещах как будто общеизвестных, о понятиях избитых, заезженных вдоль и поперек, но в его ин-тер-пре-тации: подозрительное, смутное вдруг обретало чистоту и ясность; фальшивое, хитрованское теряло ослепительный лоск и обманчивую ретушь; а гнусная и заковыристая ложь, обряженная в мишуру, в радужные блестки, — предстала в своем подлом и гнусном естестве.

Подумалось: а ведь верно профессор-доброхот подметил… В последнее время из никчемных текстов в прессе, из путаных речей политиков и политологов исчезло некогда пущенный в массы лучезарным доктором кукольных наук Гайдаром словосочетание «шоковая терапия». Взятый напрокат медицинский термин означает: нервическое повреждение ума (психики) от воздействия болезнетворных сил. Проще говоря, перестройщики изначально поставили задачу: довести народ до полного бесчувствия, до умопомрачения. А уж после делать с нами все, что им заблагорассудится.

— Нас превратили в быдло, в бесчувственных истуканов, — заметил оратор и присел на деликатно кем-то подставленный стул.

Есть нечто возвышающее дух — внимание толпы. Не выпуская из рук посох, Иван Петрович, усевшись поудобнее, продолжал свой нечаянный семинар: