КОДИ.
Елена Гойская? Она цимисы делала насчет своих цимисов. У нее в волосах был ледяной рисовый пудинг. Она была модель, мечта; она торчильный газ была. Однажды ночью я ее застал, сидела на краю кровати в розовой своей комбинашке и орала: «Попусти меня, ёбтвоюмать, попусти же» пластинке Ленни Тристано, дула своими боповыми щетками по шляпной стойке, или шляпной картонке; малые барабаны то были, натуральные силки; дула своими боповыми щетками по малому барабану, и все ей по барабану, без единой насмешки, дует своими боповыми поповыми маковыми щетками по малым барабанам типа 24785-Икс, агаДЖЕК
. То было так же, когда нам снилось про то, как холм заезжаем в белизне, и ты выпал из машины —КОДИ
. У нас был сон?ДЖЕК
. Ох, виноват, яйца звенят, у меня был сонКОДИ
. Отлично знаешь, я нипочем не поддамся на твои заходыДЖЕК
. То лишь твое мужское сложенье, твои прекрасные глаза, что привлекли меня, прекрасного, там на брусчатке страстнойКОДИ
. Не думай, будто можешь здесь тусить и МЕНЯ клеитьДЖЕК
. Ну, ну, даже в мыслях не было; я сказал Судье же, что я жуликКОДИ
. И он подсадил тебя в эту камеру, чтоб смотреть, как мы с тараканами наперегонки бегаем? Пха, чувак, я ни слову твоему не верюДЖЕК
. Спроси Чарлза Лотона, в роли Капитана Бля? Валяй, спроси! проссы его!КОДИ
. Сэр, вы мараете мне честь; а она дорогой ценой завоевана в КарфагенеДЖЕК
. Либо Карфаген никогда не буйствовал; или Карфаген никогдаКОДИ
. Карфаген никогда не такие базары; у тебя разум гадюки, язык, чтобы лезть, как концы железных паджетов; из сыра ты делаешь мышиную норку и понимаешь, что тебе больше нечего делать, только шестить, или сидеть на моем шесте, либо бросаться к нему и за него хвататься как бы то ни было – Нет, я знаю, о нет, нет: шест, шест, у меня златой шест —ДЖЕК
. Златой шест? С кольцами изношенного шлачного железа из пасти динозаврических поднохолмий, навльстившихся через дыбошахту? – когда дымящиеся краны мешают гром с трясиною, а мужчины мастрячат мартышачьи танцы в снегу, все грязные, ретивые до крайности, шипастые, собранья в их хижинах —КОДИ
. Ах утренняя звездочка мояДЖЕК
. Это синяя роза, утренняя звезда – как синяя роза во Власах АрхангелаКОДИ
. Святой, верующий, грешник – считаешь, твои Ипполиты были Идиоты? Думаешь, твои Раскольники были Апостольцы? Евреи были? святые? – у нас был индеец по имени Херолд-Еврей, не спрашивай, откуда у него такое имя, и он в итоге сошел с ума в номере майамской гостиницы, растянувшись на кровати посреди ночи, помирая по пейотлю, глаза в потолок устремлены, где он узрел образ своего Великого и Скорбного Лика, Склонявшегося Над Миром; совершенно убился, само-убился, как джаз себя убил;ДЖЕК
. А не в тот ли раз это было, когда пацан сказал, что Второе Пришествие по телевидению покажут, ты б увидел растянувшуюся сероотпечатанную фигуру молодого хулигана, убиенного легавыми, лежавшую, распростерши руки, в луже крови перед Национальным союзом моряков или поблизости на 17-й улице Нью-Йорк-Сити, Манхэтты, и транслируется по телевидению с одного побережья на другое всей нации как первая его серия, но вдруг всех по всей Америке поражает осознанием, что Второе Пришествие Свершилось, и все подымаются и выступают; повсюду образ прекрасного и мертвого, мертвого хулигана, голой шпаны, разлатанного навзничь, а в черепе также утоплена бейсбольная бита, и женщина вопит, испанка орет поблизости от радости, спроси меня, зачем; он лежит, почтальон отпустил его, он просил почтальона дважды, он слишком далеко зашел со своим кунштюком пупсика, он был слишком уж прекрасен, он тоже выпал из самолета и приземлился на первую полосу с перевязанной головой и – вот только он на телевидении и мертвый; все в Америке понимают, что это Образ Его Вновь, и все они торопятся куда-то, вздымаются тучи пыли, словно бы Война была Возбужденьем Мира, буйством событий; война начинается, он восстает, кресты зависят, кровь дурачит по небу полу-абстрактным узором, положенным на музыку мамбо на синхронизованную кинопленку. Чувак, он умер