Видения Коди

Думаю, той ночью я спал в кресле, начавши по заре, когда остальные на одной из типичных моложавых нью-йоркских вечеринок убрели прочь лишь в последний возможный миг перед ревущим утром; Коди и Джоанна (и тот пацан, чьего друга то была фатера) должно быть, спали, не раздевшись, на кушетке, пацан, Боб Маркан, в кухне на полу или как-то. Поутру я сидел с пепельничным окурком меж пепельных пальцев, куря, у серого окна, а старый Эспаный Харлем медленно просыпался навстречу другому дню, и уже первые кошаки, как в Сан-Хуане, уже стояли на крышах и озирали горизонт и низ, крышевые стражи великого Индейского Мира, какой весь день видишь во всех индейских городах, в Гаване, Мехико, Тринидаде, Куско, монгольские городишки в мохнатой Сибири, небось, респектабельный сборщик безработицы, проводящий день с голубями на крыше, глядящей на улицу, вот и все – я что-то заметил по их поводу, фактически; а также позже Вики, когда однажды утром это место досталось полностью в наше распоряжение, и она сказала: «Ууу, папуля, я все время в этих охуенцев врубаюсь». Джоанна, как на грустной французской картине 1950-х, не Модильяни, а тот истощенный бретонский гений с печальной длиннотелою богемой в комнате, которого я видел в «Нью-Йорк Таймз», сидела на краю кровати, свесив руки с колен, и ее широкое сельское лицо под морем золотых кудрявых локонов закреплено в тупом взгляде, как фермерская жена, ждущая своей очереди накачать воды из колодца, покуда Па налетает с мыловаренным котлом, под прохладными соснами росы и красное солнце отражается в озере; но Джоанна – в злой серой нью-йоркской фатере, о которой слышала еще на Западе, и пялится, разинув рот.

Коди беспокойно расхаживал взад-вперед; он посреди разговора со мной о тех сидельцах на крышах и святых сверху пришел к своему решению. «Значит, так, Джоанна, нам вот что надо – нам надо подмести пол, а потом взболтать яйца и позавтракать, мы никогда не кристаллизуем в наших планах или не придем ни к какому твердосновному чистому осознанию, решению, как угодно, или ни к чему без совершенного действия и знания не только философического и на эмоциональном плане, но и прагматичному и простому».