Видения Коди

В Денвере детом 1947-го, что после этих первых встреч, Ирвин сделал снимок нас, руки прихлопнуты к плечу друг друга прямо и сурово в глаза – что сталось с той фотокарточкой, я ее никогда не видел? (у медсестры, на которую он меня навел, она есть) но жизнь так огромна и сложна, что я не могу сейчас пускаться в медсестру, или Денвер 1947-го, или еще чё-то, а время летит… в данном случае, не в любом, во всяком случае.

В тот первый вечер знакомства я не парился делать ничего, только ржал над Вэлом и тыкал Коди под ребра всякий раз, когда Вэл, его наставник в Денвере, пацан его возраста, который сказал тогда ему, что поэзия важнее философии, отпускал какие-либо наставительные, положительные, образовательные или рекомендательные замечания. Что ж до Джоанны, она тетешкала голову Вэла у себя на коленках; она мне поначалу не понравилась, наверно, уже не помню; все парни утверждали, что заваливали ее, половина из них хвасталась, после нескольких недель, после того, как Джоанна натравила легавых на Коди в отместку за что-то в их великих скандальных меблированных комнатах и гостиничных номерных потасовках, Коди: «Слушай, милая, сука, блядь, или, О, нет, дорогуша, да, нет, О да, ты, не, О, сука, блядь, черт, нахуй!»

Джоанна: «…и ты не сказал мне, что имел в виду другую сторону улицы, поэтому скрывая это, ты скрываешь чертбытебядрал сукинтысын, я не знаю, что ты скрываешь —» Джоанна, похоже, вскоре выучилась прятать лучше. Позднее она начала и перевирать Коди. Но его отношенье с его женщинами таково, что я не могу на него положиться, дабы пролить хоть какой-то свет на тот факт, когда б, на Западном Побережье каким-нибудь теплым весенним вечером, мне ни случилось думать о перебугре земли аж до самой Калифорнии, и все оно все тот же красный свет, обычная моя мысль, просто душу расслабить, или нарисовать красивенькую картинку, чтоб висела и перевешивалась у меня в мозге, я вижу, как Кодино лицо занимает Западное Побережье, как большое облако, и это, должно быть, из-за того, что после него там есть только вода, а за нею там для меня Китай, либо он представляет все, что осталось мне от Америки. Любя Китай так, как люблю его я, я предпринимал —

Лишь какое-то время спустя мы с Коди возобновили ранние наши встречи, каковые также включали в себя прогулку из Испанского Харлема, где он временно жил неделю-две, до студгородка на Морнингсайд-Хайтс, во время которой он сказал, будто хочет, чтобы Вэл и остальные, вроде меня, придумали что-нибудь, чтобы протащить его в Коламбию регулярным студентом, абитурой, чтоб он попал в футбольную команду и изумил Лу Литтла (как, я уверен, он бы и сделал), а у него даже средней школы за плечами не было, он толком и начальную-то не окончил, если кто-то за такое вот возьмется и раскопает; и несколько проходок, опытов в поисках новой комнаты ему, в которой, поздней, в его отсутствие, Джоанна, на кровати, исповедально, откровенно, повторяясь, рассказывала мне и заливала мне в ухо всхлипохлюпную историю про Коди, Коди, Коди, пока я не возненавидел само звучанье этого имени, и я представлял себе муслиновые занавески и краснокирпич гостиницы снаружи, что наверняка должны быть точно такими же в Денвере, и те же слезы, и история та же; и еда, спагетти, вообще-то по случаю первой ночи Коди и Джоанны в Студгородке Коламбии, у «Джека» на Амстердаме, когда все собрались за столом, Том Калабрезе, (увиделся с ним впервые в тот вечер), Мэк, Грей, Вэл, и Аллен Минко, будь он благословен.

Коди пришел ко мне под дверь – но это скучно, но однако ж и нет – Ах, что эта громкая и фросомная краббель – Вэл Хейз сказал, пиная дверь четким трюком наступая на нее и в то же время поворачивая ручку в стремлении вдоль по коридору шагая в дверь: «если хочешь завалить Джоанну, спроси у Коди». У меня не было ни – Но поздней, когда я думал, что никогда больше Коди не увижу, и был занят в скорбной вечности, он сам пришел, стучась, к моей двери.

«Я хочу обучиться писать», – сказал он. Дело было однажды вечером после ужина. У меня сложились всевозможные впечатленья о Коди, что с тех пор опроверглись, поскольку он маниакально, однако иногда и не столь маниакально продолжает свою жизнь – но все это трата времени.

Да, там она есть – могила —