Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Чиф и боцман проводили ревизию судового огорода.

— Минутку! — сказал боцман Загоруйкин. Его лицо приняло какое-то сомнамбулическое выражение, тело застыло в странной скульптурной позе.

— Вдохновение опять пришло? — спросил Сагайло.

Боцман Загоруйкин закрыл глаза, и из него вываливалось следующее четверостишие:

Как моряцкий наш народРассадили огород.Куда хошь могишь пойтить!Чего хошь могишь купить!

Сам боцман абсолютно и бесповоротно не смог бы объяснить, почему он иногда вдруг становился поэтом.

— Здорово, Загоруйкин! — сказал Сагайло.

Загоруйкин снисходительно кивнул и отправился выполнять приказание.

За дымовой трубой сидела с книгой в руках Татьяна Васильевна. Она была в огромных круглых очках, которые способны изуродовать даже Афродиту. Рядом Диоген чистил сковородки. Он расположился возле пожарного распределительного рожка. К огороду тянулся резиновый шланг для полива растений. Когда Диоген перекрывал вентиль, резиновый шланг набухал под напором четырех атмосфер.

— А все-таки объекты нас дурачат! — сказала докторша.

— Они нас не дурачат, — сказал Диоген. — Судя по ночному бреду, объект номер два без памяти влюблен в объект номер…

— Вы записываете бред?

— Конечно! Он импульсивный, как этот шланг, парень. И хороший.

— Они оба славные, — задумчиво сказала докторша. — Это и интересно.

Ниточкин торопливо поднимался на надстройку по скоб-трапу. Он был в плавках, немыслимой панаме и сильно испачкан в карминной краске, и трудовой пот заливал ему глаза.

— С чем едят эти фокусы? — спросил Эдуард Львович. — То, что это не укроп, я и сам вижу.

— Минуточку! Вы такой ослепительный в топической форме! — сказал Петя, торопливо отвинчивая вентиль на шланге. — Надо сполоснуться, чтобы не разговаривать с вами в таком ужасном виде… Черт! Вода опять не идет! Это механики зажимают!

— В заявке были указаны лук, редиска и укроп.

— Может, семена с Канар занесло ветром? Или с Мадагаскара? — с надеждой спросил Ниточкин. — И чужаки забили наших?

— Скорее, с Кассиопеи, — сказал Саг-Сагайло, рассматривая диковинные растения.

Петя вздохнул:

— Знаете, после нашей с вами неожиданной встречи, когда вас заживо… я очень расстроился и взял на складе то, что сунули, — не проконтролировал… Эдуард Львович, вы мне верите? — с мольбой спросил Петя, прижимая к груди шланг.

— Да. И неизменно. Без веры в людей жить нельзя, Петр Иванович. А поле перепахайте или перепашите и посадите лук.

— Есть! Сегодня же! Только не сердитесь на меня!

Рука Татьяны Васильевны решительным движением протянулась к вентилю распределительного рожка.

— Попробуйте-ка прекратить эту идиллию, — сурово пробормотала она. — Обойдемся и без совмещенных душевых на этот раз…

Резиновый шланг злобно, по-змеиному запульсировал.

— Семена купите в первом же порту за свою валюту, — сказал Саг-Сагайло.

И в тот же миг мощная струя из шланга ударила его в лоб и сбила с ног. Старпом исчез в экзотических зарослях.

— Мистика! — заорал Ниточкин, бросаясь к барахтающемуся в зарослях начальнику. — Давайте руку!

— Тише! — приказал старпом, — Черт! Они жалят! Хуже крапивы!

— Мистика! — обреченно пробормотал еще раз Ниточкин.

— Ерунда! Дурацкие совпадения! Никакой мистики на свете нет! — хладнокровно сказал старпом. — А сполоснуться в такую жару только полезно…

— Господи, Эдуард Львович! А ведь это и есть крапива! Эта она под тропическим солнцем так вымахала, да?

В кабинете шефа замерзли окна, едва проглядываются сквозь них мохнатые от инея деревья в институтском саду.

Шеф и Василий Никифорович сидят с телефонными трубками.

Доносится далекий голос Татьяны Васильевны:

— Папа, а у нас тропический шторм! Красота ужасная!

— Как себя чувствуешь?

— Отлично! Я уже не укачиваюсь!

— А объекты?

— Милы и добры, как морские свинки!

— Даже после катаклизмов и конфузов?

— Бывают повышенные тона, излишняя эмоциональность словоупотреблений, но я не обнаруживаю черт агрессии! Ты слышишь, папа?

— Вы дурно работаете! Мои расчеты показывают, что…

— Обождите, братцы! — сказал шеф в трубку. — Привет, Таня! Вы там не забывайте: несовместимость объектов — это все очень интересно, но главное — исследование поведения всей группы…

Ливень, вой и стон ветра, штормовой океан. Среди этого хаоса судна почти не видно. Только ходовые огни пляшут пляску святого Витта. Брызги взлетают до радиоантенн.

В радиорубке Татьяна Васильевна, Диоген и Маркони, который с наушниками на висках колдует у своего приемопередатчика и с пулеметной скоростью стучит на пишущей машинке.

Доносится голос Василия Никифоровича:

— А как со скрытостью наблюдения? Объекты не подозревают его?

«Профессор Угрюмов» резко кренится градусов на тридцать.

Диоген не удержался на ногах и полетел сперва в один конец рубки, а потом прямо на Маркони.

Татьяна Васильевна усидела, невозмутимо затянулась папиросой и решительно сказала в трубку:

— Нет! Пока нет! Я закрываю связь, папа!

Маркони отпихнул Диогена, взглянул на его белое, страдальческое лицо и заорал:

— Иди спать, очкарик! Сейчас мне за шиворот котлету выпустишь!