Виктория

Вика втащила в вагон тяжёлый чемодан на колёсиках, пошла по узкому коридору, разыскивая своё купе. К её удивлению, в купе не было других пассажиров.

«Это ненадолго, – с сожалением подумала она, – рано или поздно обязательно кто-нибудь подсядет».

Вика решила сразу переодеться, достала из чемодана белую толстовку с британским флагом на груди и синие джинсы.

Заглянула проводница:

– Постель брать будете?

– Нет, спать я уже дома буду, – отказалась Вика.

При этих словах она почувствовала какую-то смутную тревогу, дурное предчувствие – так иногда бывало. Лучше не зацикливаться, не давать волю фантазии.

Поймав своё отражение в зеркале, она вспомнила, что в суматохе не успела накраситься. Достала из рюкзака косметичку, нанесла тушь на ресницы, мазнула губы розовой помадой, стянула резинкой в хвост светлые волосы до плеч. Отошла на шаг, придирчиво рассматривая себя. Черты правильные, глаза голубые, чуть насмешливые. Фигура хорошая безо всяких диет. Красавица? А почему бы и нет? Многие из её окружения не понимали, почему такая умная и эффектная девушка до сих пор не замужем: ну где глаза у этих мужчин?!

Глаза-то у них на месте… Вика в этом вопросе была солидарна с Хайямом:

Я думаю, что лучше одиноким быть,

Чем жар души «кому-нибудь» дарить.

Бесценный дар отдав кому попало,

Родного встретив, не сумеешь полюбить.

Поезд тронулся, набирая ход, оставив позади шумный Казанский вокзал. Вике давно хотелось есть, чашка кофе только разожгла аппетит. Проверила кошелёк с деньгами и картой – он был на месте, положила в кармашек телефон и взялась за дверную ручку. Потом вдруг подумала, что ходить через вагоны в одной толстовке будет холодно, и сунула в рюкзак ещё и куртку.

А что же было потом? Она шла по вагонам через холодные тамбуры, через грохот и лязг буферной зоны, разыскивая ресторан. Чужие вагоны с заспанными пассажирами, очереди в туалет, двери, двери…

Навстречу шла проводница с подносом.

– Простите, – обратилась к ней Вика, – а где рес…

Её вопрос прервал свист и шипение, поезд стал резко тормозить. Проводница вскрикнула, поднос полетел в сторону, раздались звон разбитой посуды, женский визг и крики из открытой двери купе…

Вику с силой отбросило на дверь тамбура. Она хотела закричать от боли и страха, но из горла вырвался только хрип, вдохнуть не получалось. Вика увидела, как воздух становится светящимся, фосфоресцирующим. Теряя сознание, она услышала грохот и бухающие взрывы. А потом… потом были тишина и пустота.

Нет, было ещё ощущение холода, чужой разговор, слабо доходящий до сознания.

– Гражданских бомбят, сволочи!

– Женщину контузило, товарищ капитан. Что делать?

– Надо занести её в вагон. Медики в поезде есть?

3

– Позвать врача? – Её вывел из оцепенения голос Серёжиной мамы.

– Нет, спасибо, мне лучше, – отказалась Вика.

У неё сотрясение мозга, судя по симптомам, надо в больницу и постельный режим, но это уже потом, дома… Что же всё-таки случилось?

– Поезд стали бомбить, – буднично ответила собеседница, – бомба рядом разорвалась, окна кое-где вылетели. Скомандовали выходить из вагонов, мы выскочили… Вас контузило, без сознания долго лежали. Слава богу, все живы.

– Никакого бога нет, это просто так говорят, – встрял Серёжа.

– О чём вы говорите? Как это – «стали бомбить», кто? – ужаснулась Вика.

Соседка посмотрела с сочувствием:

– Немцы, кто же ещё.

Пассажиры стали с интересом прислушиваться к разговору. Вика понизила голос:

– Какие немцы? Почему?

– У вас потеря памяти, – грустно сказала мама Серёжи. – Война началась, вы помните?

– Нет, конечно, нет! – У Вики задрожали руки. – Когда это случилось?

– Двадцать второго июня.

– А-а-а… Я поняла, – улыбнулась Вика. Как же она сразу не догадалась? День Победы же скоро! – Ролевики? Но как всё реалистично: и вагон тех лет, и обстановка, и одежда… Супер!

– Я всё же позову врача, – вздохнула соседка.

– Не надо врача, я сама врач.

По вагону прошёл гомон и оживление, какая-то невысокая женщина направилась к выходу с алюминиевым чайником в руках. Поезд стал замедлять ход, зашипел и остановился. Вика прильнула к окну.

Это была маленькая станция с вокзальным зданием старинной постройки, небольшими окнами в резных наличниках. И толпы людей… вся платформа забита людьми. Женщины, дети, старики… Кто сидел прямо на земле, кто на чемоданах. В такой-то холод!

– Открывать не буду, если никто не выходит, – раздался зычный голос. – Открой – так штурмом будут брать.

Снаружи донеслись отчаянные крики, чьи-то невидимые руки заколотили по дверям вагона, будто в подтверждение слов проводника. В окно было видно, как люди, похватав узлы и корзины, бежали к их поезду.

Вике стало страшно.

– Что происходит?

Небритый старик в ушанке с боковой полки отложил газету:

– Знамо что… Все уехать хотят от подальше от войны. Немец-то под Москвой. Ты куда, девушка, едешь?

– В Самару, – растерянно ответила потрясённая Вика.

– Это раньше говорили: Самара, а с тридцать пятого года – Куйбышев, – поучительно произнёс старик.