Виктория

— Оставь в покое Эзру. Мы сейчас о твоем Дагуре. То, что он о тебе рассказывает, так это просто враки. Моя мама сказала, что мужики типа него вовсе и не мужчины.

Тойя едва сдержала ухмылку. Уж ей-то оно видней! Но она изо всех сил старалась угодить Мирьям.

— У него есть все, что мужчине нужно, — сказала она с виноватой улыбкой.

— Но это не главное, — ответила Мирьям.

Тойя, кончив выщипывать брови, с беспокойством взглянула Мирьям в лицо. Она была готова признать, что Дагур слон или оса, лишь бы Мирьям не сердилась.

— Ну, по мне так он хороший, — сказала она.

— Так что же, мама врет? — Мирьям возмутилась, что оскорбили ее мать.

— Боже упаси! — Глаза у Тойи налились слезами.

— Дагур красится и мажется, как женщина. И мама говорит, те, которые играют и поют на праздниках, они все такие.

— Что он сумасшедший, да? — развеселилась Тойя, готовая признать ненормальность мужа ради дружбы.

— Что мужчины его имеют так же, как он, по твоим рассказам, имеет тебя.

— А, это? — вздохнула Тойя с облегчением, и подправила зеркальце в руках Виктории, и снова занялась своими бровями. — Ну и пусть себе имеют, мне-то что? А это так ужасно? — спросила она с наивной простотой.

— С тобой не поговоришь! — разозлилась Мирьям.

Девочка тут же струсила:

— Я тебя люблю, Мирьям. Хочешь, я так устрою, чтобы ты за нами подглядела, хоть сегодня ночью? Только не сердись. Ты все-все увидишь, правда!

Великий страх обуял Мирьям.

— Ни за что! Твой Дагур пройдоха из пройдох! Еще увидит и все расскажет папе!

— Но ты на меня больше не сердишься?

— Нет.

— Тогда дай мне поцеловать твои пальчики.

— На, — согласилась Мирьям с прохладной снисходительностью принцессы.

Лицо у Тойи сразу осунулось. Конец надежде, что Мирьям подарит или хотя бы даст поносить денек-другой заколку с белым бисером. И уж точно не пригласит ее на ужин семейства Йегуды, сейчас, когда она так ее разочаровала. В общем-то она не представляет, как мужчины могут иметь Дагура, который и сам мужчина, и, может, Мирьям требует от нее подтверждений того, чего на самом деле нет. И все же ей было досадно, что не удалось сразу умилостивить Мирьям. Она вздохнула, смиряясь с ситуацией, и увидела, что Виктория смотрит в хрустальную голубизну небес и после раздумья говорит:

— Это не птица.

Что-то маленькое и белоснежное плыло по небу, чуть вибрируя, как птица, влекомая невидимыми потоками воздуха.

— Оно не падает, — сказала Мирьям. — Конечно же это птица.

Тойя тут же поддакнула:

— Да, она кружит и кружит в небе. Может, ищет чего поесть, — и ненароком погладила себя по пустому животу.

— Это бумажка, — сказала Виктория. — Говорю вам, что это листок бумаги.

Тойя улыбнулась Мирьям льстивой улыбкой:

— А вдруг это любовное послание?

— Любовные послания не пускают так вот, по ветру, — сказала Мирьям с видом всезнайки. — Их привязывают к камушку и забрасывают туда, куда хотят.

— Ты конечно же права, — торопливо согласилась Тойя.

— Это бумага, — упрямо повторила Виктория.

И бабушка Михаль тоже следила за бумажкой, которая будто кружила в неведомом танце в небе над их Двором. Эта бумажка кружилась в золотом потоке, и Михали почему-то показалось, будто она слышит чей-то приглушенный смех.

— Шма Исраэль[17], — пробормотала она и опустила глаза — а вдруг это чья-то душа заскучала по дому?

Три девчонки на цыпочках прокрались на верхнюю крышу. Азиза заметила, как они пробираются, но из-за того, что была туга на ухо, шагов не расслышала. И снова в ней поднялись страх и печаль. И в голосе послышалась несвойственная ей сварливость.

— Опять шпионите за семейством Нуну? Уж тогда переходите к ним насовсем!

Бумажка вдруг обессилела в своем небесном танце и опустилась на дальний конец водосточной трубы. Девчонки затаили дыхание. Казалось, довольно взмаха крыльев бабочки — и ее сдунет.

— Голову на отсечение, это письмо! — шепотом заявила Мирьям, и к ней сразу вернулось ее веселое любопытство. Бумажка вот-вот слетит с проклятой трубы прямо в пропасть переулка. — Кто знает, что там написано!

— Подержите меня за ноги, и я ее достану.

Мирьям внимательно оглядела девочку, которая жизнью готова была рискнуть, лишь бы понравиться и угодить ей, и решила от этой авантюры отказаться.

— Нет, ты можешь упасть.

Но Тойя уже вытянулась на животе.

— Подержите меня за ноги! — крикнула она им обеим, и они поспешно ухватились дрожащими руками за ее маленькие ножки, а она ползком, с осторожностью подобралась к бумажке и схватила ее. После чего они все трое встали на крыше и с непроницаемыми лицами уставились в написанное витиеватым и приятным почерком. Ни одна из них в буквах не разбиралась. Квадратные буквы, похожие на буквы из священных книг, может, даже ивритские. Они передавали письмо из рук в руки и нюхали старые чернила. Мирьям скрипнула зубами:

— Самый дурацкий осел с самым кривым членом ходит в хедер и учится читать и писать. А мы?

— Может, это любовное послание.

— Ты вот рассказываешь, что Дагур каждый день скачет на тебе как мужчина, чего же тебя любовь так зацепила?

— Он мне нравится, — защищалась девочка. — Но тебя я люблю больше.

Мирьям онемела, а потом вся разулыбалась: