— Это не деньги, не для мужчины в полном соку, какого я вам предлагаю.
Самоуверенный тон свахи произвел на Азизу впечатление.
— И чем же он зарабатывает на жизнь?
— Он слесарь.
— Занятие не для еврея.
— У него своя процветающая мастерская.
— Небось все лицо прокопченное и от волос перегоревшим углем несет. Нет, госпожа хорошая, мы не для того растили дочку, чтобы в золе ее утопить.
— А вот знай, что евреи, у которых голова на плечах, начинают работать в таких профессиях. Мир меняется, мать Эзры. Мне нужно сто золотых, не меньше.
— Поговорим после того, как он хорошенько помоется, чтобы увидеть его физиономию.
Золотые зубы во рту свахи обнажились в широкой улыбке.
— Завтра перед закатом придет со своей семьей, и стороны посмотрят друг на друга. — И, как извращенка, издевающаяся над трупом, снова, специально для Йегуды, выставила свои груди, в качестве возмездия. — Я только прошу, чтобы этой вот при встрече не было.
— Виктория — двоюродная сестра Мирьям.
Сваха оттянула пальцем нижнюю губу, и в этом ее жесте тоже была провокация.
— Понимаешь, глаза порой ошибаются и могут наткнуться на что не положено. Завтра придут смотреть на твою дочь, а не на кого-то другого, мать Эзры.
Азиза оскорбилась.
— Мирьям, встань! — приказала она. — Ты посмотри на ее фигуру. Глаза-то свои открой, даже и тот, что с бельмом! — поставила она это жалкое ничтожество на место. До сих пор терпела и молча сносила распущенность и вольничания, которые та себе позволяла. Пренебречь всеми этими килограммами красоты и намекать на то, что Виктория может представлять какую-то там угрозу…
Опытная сваха сразу ужалась до природных размеров.
— Да вижу я, мать Эзры, вижу. Но судьба иногда слепа. Раз я предложила одну красавицу видному торговцу, а он заметил во дворе девчонку, настоящее чучело с тощим задом, и именно ей и отдал свои сокровища. А поэтому лучше, если этой самой Виктории здесь не будет. Придет день, мы и ей кого-нибудь подыщем. Мужчина-то всегда может подвернуться. Кто она, говоришь?
— Женщина, это дочь Азури.
Сваха похлопала себя по грудям:
— Ой, пусть мой язык отсохнет! Ой, пусть свет глаз моих потухнет. Прости меня, девочка. Дочь Азури. Ой, чтоб никто не узнал, где моя могилка… Виктория…
Но Виктория уже убралась в кухню к своим булькающим горшкам.
На другой день весь дом ходил ходуном. Наджия не обращала внимания на то, что состояние младенца ухудшилось. Тойя снова стояла, прилипнув к тяжелой бочке, тихая такая, как божья коровка. На сей раз она бережно держала в руках два больших граната и время от времени незаметно терла ими гранаты своих грудок. Перед приходом претендента и его семьи жителей Двора охватило какое-то безумие. Из сундуков извлекались праздничные наряды. И Викторию тоже охватило веселье, и она вместе с другими женщинами подмела Двор и аксадру и надраила столы, стулья и лежанки. В воздухе разлился аромат, какой бывает в канун праздника. Наджия, которой приходилось мотаться с больным Барухом из стороны в сторону, ворчала на женщин, убирающих за ней грязь. Тойя ходила тихо, чтобы никто не позарился на ее гранаты. Положение Дагура во дворе было шатким, и поглумиться над ней ничего не стоило. Перед обедом она решилась и произнесла своим тоненьким голосом:
— А может, стоит выпустить Эзру, чтобы тоже поучаствовал в празднике своей сестры?
Наджия с отвращением скривила лицо, а Азиза от души расхохоталась.
— Виктория! — крикнула Мирьям примерно за час до прихода судьбоносных гостей.
Виктория бегом к ней поднялась. На Мирьям было новое атласное платье из приданого, которое ей подготовила мать. Глаза у нее были подведены и губы накрашены. Викторию потрясло великолепие платья. Ей родители не сшили ничего, даже какой-нибудь жалкой кофтенки.
— Мне страшно, каждые пять минут бегаю п
— А ты удержись, — улыбнулась Виктория.
— Тоже мне умница! — И обе расхохотались и обнялись, и Виктория снова подивилась приятному аромату этой толстушки, своей двоюродной сестры. В этот миг она так сильно ее любила, что уже и ревновала к чужому мужчине, который может заявить на нее свои права.
Он явился через несколько минут после того, как мужчины вернулись из торгового дома, явился в сопровождении внушительного сонма родителей, сестер, братьев, трех тетушек с ястребиным взглядом и нескольких дядьев, жаждущих за бесплатно приложиться к выпивке и угощениям. Во главе процессии шла сваха, будто стараясь пошлыми шуточками разрядить натянутость встречи.