— Это же Божий страх! — содрогнулся он. — Один я в такую темень не пойду. И кого звать-то?
— Да хоть Джамилу, — прошептала Виктория, хотя и знала, что та уже стара и почти ослепла.
Нисан притворился спящим. Заразился страхом старшего брата. «Сколько же мужчин притворяется сейчас спящими!» — подумала Виктория.
— Я спущусь, — вызвался Саид, старший сын Дагура.
С ним спустился и Гурджи, муж Мирьям.
Мирьям держала Викторию за руку. Луна скрылась, и во дворе была тьма кромешная.
— Куда тебя отвести?
— Спустимся ко мне в комнату.
— Да там тьма-тьмущая.
— Можно подумать, что это праздник какой-то! — прокаркал голос матери. — Темень или свет, какая разница?
Виктория слезла со своего матраца, не разбудив Клемантину, и вместе с Мирьям направилась к утопающим во мгле ступенькам.
Рука посланца пошарила в поисках пачки сигарет, но он вспомнил, что это вечер пятницы, и еще сильнее затосковал по никотину. Наджия вздохнула и снова вытянулась возле Азури. А тот во сне простер свою гигантскую руку, притянул ее к себе и продолжал спать. При свете звезд глаза Наджии и Тойи встретились. Дагур пальцем проверил на ощупь, действительно ли открыты глаза его жены, повернувшейся к нему спиной.
— Эх, был бы над нами хоть кусочек москитной сетки! — прошептал он.
Тойя потерла у него между ног, и его член, протрезвев от выпитого арака, бурно воспрял к жизни. Лежали они без прикрытия на расстеленном на крыше матраце, и он не посмел на нее взобраться, ведь столько народу бодрствовало вокруг. Удовольствовался ее спиной, чтобы излить на нее свое семя. Наджия с Тойей не сводили друг с друга глаз. Всякий раз, когда Дагур в обманном свете луны пихал Тойю в зад, Наджии казалось, что невестка слишком приблизилась к ней и может задеть ее ногой или рукой. В любом случае ей было ясно, что этот ее плоский живот — издевательство над ней самой. Ее глаза буравили лицо Тойи, и она все бормотала:
— Господи прости! Господи прости!
— Потише ты, дядя Дагур! Крышу жалко! — прошептал Нисан.
Рыцарский стяг сник, и Дагур от всего сердца пожелал племянничку:
— Чтоб ты ослеп! Чтоб взял в жены бабу с мордой, похожей на кавалерийский сапог, вроде жены твоего братика Мурада!
Виктория с Мирьям прошли мимо лежанки Азизы, глухота которой оберегала ее сон, и, взявшись за руки, как делали это в детстве, наугад пробрались в комнату Виктории. Сияние звезд туда не проникало, и тьма была осязаемой, хоть черпай рукой.
— Я останусь с тобой до конца, — сказала Мирьям, и Виктория в знак благодарности сжала ей пальцы.
— Циновка там, свернутая возле шифоньера, — указала Виктория.
Мирьям расстелила циновку по полу.
— Погоди, надо проверить, нет ли тут скорпионов.
И она протопала своими могучими ногами по циновке — туда и обратно, пока не запуталась, куда в этой тьме идти, и в панике не закричала:
— Куда это я пришла? Виктория, где я?
Когда они нашли друг дружку, Мирьям помогла ей вытянуться на циновке. Ножи боли резали все сильней, а гнев Виктории все не унимался. Ведь знал же, что болен, может, и в Басре уже знал. Так к чему эти две девчонки, и теперь еще одна, очередная? Сидит там у подножия гор, баюкает себя в гамаке, а сестры милосердия думают, что он холостяк. И благотворители тоже, отцы бейрутских девственниц. Подонок! Права мама, семя у него никудышное. Одни девчонки, одни девчонки. Вот Флора тоже родила Рахель, вылитая Сюзанна, мир ее праху. Сколько еще девчонок рассыпал — от пляжей Бейрута до Персидского залива! И эта шлюха, Рахама Афца, разбогатевшая от покоренных англичан, захвативших Багдад, вернулась в лоно семьи, в переулок, и на руках у нее кудрявая дочка с черными глазами. «Интересно, напялят ли они на себя очки, когда подрастут, чтобы быть копией папаши! — чуть ли не улыбнулась она. — Целый выводок похожих друг на друга девчонок-очкариков, прогуливающихся по переулкам города…»
Новая волна схваток стерла эту воображаемую картину.
Снаружи раздался отчаянный вопль Джамилы, у которой глаза уже почти не видели.
— Дайте мне руку, не бросайте меня, чтоб вашим матерям вас потерять, а тут ступеньки нет? Я в этой темнотище заблудилась. Вы точно знаете, что нет ступеньки?
В старости на жителей этого плоского города, окруженного широкими равнинами, нападает ужас перед ступеньками. Летом дряхлые старики отказываются от свежего и прохладного воздуха на крыше, а зимой они мерзнут в комнатах, расположенных на уровне земли. Джамила принесла в комнату роженицы первобытный страх перед высотой. От нее несло мочой, п
Саид с Гурджи довели ее до порога комнаты и направились на крышу.
— Куда вы убегаете? — крикнула она им вслед. — А вдруг будут ступеньки?
Рука Мирьям втянула ее внутрь и закрыла за ней дверь. Джамила встала на колени возле циновки. Имя роженицы испарилось из ее памяти.
— Дочь Азури, я слышала, что твой муж околел. Кто же заплатит мне за работу?
— Я накопила денег, — простонала Виктория.
Пальцы Джамилы, жесткие, как хворостины, пошарили в душной мгле.