Виланд

– Увы, милый Виланд, твоих связей не хватит, чтобы перечеркнуть мое прошлое. А оно имеет свойство настигать в самый неподходящий момент. Как бы ты ни замалчивал его, как бы ты ни бежал от него, оно настигнет и раздавит. И я не хочу, чтобы когда-нибудь вместе со мной раздавило и тебя.

Я не хотел спрашивать Дору о ее прошлом. Но прежде чем я успел одернуть сам себя, слова уже вырвались. Мой вопрос получился нескладным и грубым:

– Как все вышло?

Я тут же захотел, чтобы она не поняла, о чем я, или увильнула от ответа, одернула меня, перевела тему, – что угодно, но Дора все поняла верно.

– Ангел с душой дьявола, – задумчиво произнесла она, – знаешь, что это значит? Ты тянешься к нему всем своим существом, чтобы получить хоть каплю ласки, ты видишь его прекрасное лицо, самые добрые в мире глаза, смотрящие на тебя с такой любовью, на которую способны только ангелы. И ты терпишь. Ради этих огромных блестящих глаз можно стерпеть что угодно, только бы он не отводил их, только бы продолжал смотреть на тебя с нежностью, только бы продолжал смотреть на тебя. Пусть терзает, уничтожает, кабалит… продает тебя, – почти шепотом исступленно продолжала она, – но только бы был рядом и позволял чувствовать себя. Это необъяснимо. – Дора вдруг замолчала, повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. – Я встретила его, когда была совсем юной.

Ее брови сошлись, словно она чего-то не понимала и оттого злилась на саму себя. Я боялся влезть в ее мысли-воспоминания и молчал. Она пожала плечами:

– В толпе ты не выделишь его среди остальных, у него было поразительное умение сливаться с ней, становиться частью серой массы, коей он ни в коем случае не являлся. Но ты понимаешь это не сразу. Ты можешь не замечать его годами, пока не останешься с ним наедине, и тогда он, если захочет, откроется и явит себя во всей бесстыжей красоте и мудрости, которая напрочь поразит тебя и заставит смотреть совершенно иным взглядом. И ты возблагодаришь Бога, что этот человек выбрал именно тебя.

Она вновь отвернулась и уставилась в окно. Но не умолкла.

– Я до сих пор не могу забыть его взгляд. Взгляд человека унижающего, подчиняющего. Он грубо сминает твою гордость, но дает понять, что все это делается с любовью, для тебя, о, это особый взгляд! Перед ним ты бессильна, ты не способна протестовать, а только повиноваться и завороженно следовать за ним сквозь унижения и издевательства. Любовь ли это? Ну, конечно, я считала, что то была любовь – всеобъемлющая, истинная, жертвенная… Но это было наваждение – больное, изъедающее, губительное. А ведь он это понимал. – И Дора посмотрела на меня так, будто только что открыла для себя давно искомую истину.

Я и сейчас не решился ответить, я даже не шевелился, боясь хоть как-то выразить свое отношение к тому, что она говорила.

– Ему нужны были деньги, он играл – часто и не очень успешно. А я любила… нет, была отравлена им до беспамятства. Обычная, в общем-то, история, понимаешь?

Я понимал, я хорошо понимал, что какой-то ублюдок отправил Дору на улицу зарабатывать деньги проституцией, чтобы он мог просаживать их за игорным столом в кабаке.

– И ради него я стала вместилищем, куда стекалась вся баварская похоть, вся эта слюнявая грязь, потная… монетная… любовь. И я покорно это принимала, покорно. Но, даже опустившись на самое дно, я была счастлива! Да, счастлива… Ведь он по доброй воле продолжал брать меня в той грязи, заставляя напрочь позабыть, что сам же и окунул в нее. И я продолжала считать его за ангела, я ловила каждое его слово, разве что в рот не заглядывала. Он стал для меня и властелином, и божеством, и телесной радостью. Это как болезнь, мучительно. Не принадлежишь себе.

Я ощущал, как окаменел каждый нерв в моем теле. Я не моргал и едва дышал, молча окунаясь в зловонный поток, который лился с языка Доры. Он топил меня и нес дальше против моей воли и желания. Дора безжалостно продолжала:

– Всегда в словах его и в тоне чувствовалось возвышение надо мной. Но влюбленная девушка разве заметит это? Влюбленная еще выше поможет ему взобраться, подставив свои же спину и плечи. Так вот и я.

И она умолкла. Медленно подошла к столу, затушила сигарету о блюдце и снова обхватила себя руками. Продолжила она так же внезапно, как и замолчала:

– А потом пелена резко спала. Увидела однажды, как он передергивает в карты да трусливо просит не бить, когда поймали его за этим делом, так в тот момент разом и ушло наваждение. Вру, конечно. Разом не бывает, но постепенно, видать, прозревала, а в тот момент окончательно отпустило. И обидно мне стало – не за себя, а за него, что ошиблась я в нем. Обычный неудачник был, поверхностный человечишка, трусливый и лживый. И глупый, что ужаснее всего.

Последние слова Дора произнесла с едкой усмешкой. Такой же едкой, как и та боль, которая скрывалась за ней.

– Ты ушла от него?

Дора кивнула.

– Ушла, но это уже было неважно. Раз оказавшись на том дне, ты снова и снова будешь опускаться туда. Обнажить тело стало легче, чем душу.