Вирджиния Вулф: «моменты бытия»

«Не припомню, когда у меня был такой замечательный день рождения, – разве что в детстве. По возвращении пили чай и приняли решение купить три вещи: во-первых, если получится, Хогарт-хаус; во-вторых, печатный станок и, в-третьих, бульдога Джона. Все три идеи мне очень по душе, особенно печатный станок».

Мартовский день 1917 года – когда Леонард и Вирджиния, приехав из Ричмонда в Лондон, шли в сторону Холборна по Фаррингдон-стрит и увидели в витрине магазина небольшой печатный станок, именно такой, как хотели, – запомнился обоим. В этот день, заказав станок, они из авторов превратились в издателей с собственной, домашней типографией, и это превращение обошлось им всего-то в 40 фунтов стерлингов (сумма, впрочем, для Вулфов, живших в основном на 400 фунтов в год – доход от наследства Вирджинии, – не такая уж скромная). Как бы то ни было, покупка имела далеко идущие последствия.

Приобрести и установить станок – сначала в столовой, а потом в подвале Хогарт-хауса – особого труда не составило. А вот выучиться набирать, печатать и переплетать книжки, даже совсем небольшие и без иллюстраций, оказалось делом непростым. И это при том, что приказчик заверил Вулфов: наука это нехитрая, «счастливым обладателям» печатного станка достаточно будет ознакомиться с шестнадцатистраничным техническим руководством, только и всего.

Технического руководства, однако, как в таких случаях обычно и бывает, оказалось недостаточно, и только спустя месяц Вирджиния не без труда овладела набором; пригодилось и ее еще детское хобби – переплетное дело. На первых порах, пока в издательстве не появились помощники, в ее обязанности входило и общение с книготорговцами; Вирджиния развозила выпущенные издательством книги по магазинам и складам. А Леонард довольно быстро, со свойственными ему энергией и целеустремленностью, овладел печатным процессом. И оба в первые же месяцы пожалели о своем приобретении.

«Я поняла, что на печатное дело уйдет вся жизнь», – писала сестре Вирджиния.

«Если бы знал, никогда бы не купил эту проклятую штуковину! Отныне не буду делать ничего другого», – досадовал Леонард.

Времени на овладение новой профессией и впрямь уходило много, результаты же – поначалу, по крайней мере, – особого оптимизма не внушали. И это при том, что дотошный, ответственный Леонард с утра до позднего вечера вычитывает гранки. Что ему в помощь нанят близкий друг Литтона Стрэчи – добродушный, покладистый, технически «оснащенный», хотя и не слишком обязательный Ральф Партридж, который занимается всем понемногу: набором, корректурой, чисткой механизма, брошюровкой, упаковкой и рассылкой. И которым требовательный, деспотичный Леонард вечно недоволен.

Леонард, впрочем, тиранит всех домочадцев, не только Ральфа – привык на Цейлоне к роли сахиба. Тиранит Вирджинию – чтобы та поменьше работала; боится, как бы усталость и перевозбуждение не спровоцировали рецидив болезни. Местную, довольно нерадивую девицу Марджори Джоуд, нанятую в помощь Ральфу упаковывать отпечатанные книги. Вечно жалующуюся на жизнь, угрюмую, краснолицую, дородную кухарку Нелли Боксолл, у которой, как мы уже упоминали, с хозяйкой дома бывали частые размолвки. Резкую, импульсивную, капризную, беспечную, но добропорядочную служанку Лотти Хоуп, боящуюся хозяину слово поперек вставить, но постоянно конфликтующую с Нелли, ее близкой подругой; к Вулфам они пришли вместе в феврале 1916 года, Лотти проработала у Вулфов восемь лет, Нелли же, едва ли не каждый месяц требовавшая расчета, – восемнадцать. Нелли и Лотти являли собой типичную пару из комического шоу: они ежеминутно ссорились и мирились, обижались на хозяина, терпеть не могли хозяйку (которая не раз «одалживала» их сестре) и в один голос говорили, и правильно говорили, что у «миссис Вулф семь пятниц на неделе». Когда во время войны Хогарт-хаус бомбили цеппелины, они вместе с хозяевами дома ложились спать в подвале – по-свойски, едва ли не вповалку.

Прибыли – во всяком случае, существенной – семейное хобби также не приносило, да и не сулило; хлопот набралось предостаточно – хотя и положительных эмоций (столь необходимых для выбирающейся из депрессии Вирджинии) тоже, по счастью, хватало. Ведь отныне ни Леонард, ни Вирджиния не должны были подстраиваться под вкусы и планы профессиональных издателей, для которых элитарная продукция Вулфов – и прежде всего романы самой Вирджинии, печатавшиеся с 1921 года, за редкими исключениями, в «Хогарт-пресс», – далеко не всегда представляла интерес, уж коммерческий-то точно.