Виршевая поэзия (первая половина XVII века)

Вожделен до сладости малаго сего писанейца до твоего величества и благородия, не простирает бо ся сицево писанийцо за оскудение разума моего и за злу ростоку сердца моего. Точию рех ти: буди, государь, храним десницею вышнага параклита.

А по милости, государь, своей, аще изволишь о нашемь убожестве слышать, и я, милостию творца и зиждителя всяческих, апреля по 23 день, повидимому, в живых. А бедно убо и скорбно дни пребываю, а милосердия твоего, государя своего, всегда не забываю. А мне, государь, Тульские воры выломали на пытках руки и нарядили, что крюки,

да вкинули в тюрьму, и лавка, государь, была уска,и взяла меня великая тоска,и послана рогожа, и спать не погоже.Сидел 19 недель, а вон ис тюрьмы глядел.А мужики, что ляхи, дважды приводили к плахе,за старые шашни хотели скинуть с башни.А на пытках пытают, а правды не знают.Правду-де скажи, а ничего не солжи.

А яз им божился и с ног свалился и на бок ложился:не много у меня ржи, нет во мне лжи,истинно глаголю, воистину не лжу.И они того не знают, болши того пытают.И учинили надо мною путем, мазали кожу двожды кожу кнутом.Да моим, государь, грехом недуг не прилюбил,баня дурка, да и мовник глуп.Высоко взмахнул, тяжело хлеснул,от слез добре велик, и по ся места болит.Прикажи, государь, чем лечить,

а мне, государь, наипаче за тебя бога молить,что бог тебя крепит, дай господи, и впредь так творить.Да видех, государь, твоего государя моего имярек, рукописание прослезихся,и крепости разума твоего удивихся,а милосердия твоего у князя Ивана рыбою насладихся,и богу моему за тобя, государя моего, помолихся.Да от сна вставая и спать ложась, ей-ей всегда то ж сотворяю.А тем, государь, твое жалованье платить,что за тебя бога молить, да и всяк то говорит: добро-де он так творит.Да писал бы, государь, немало,

да за великой смуток разума не стало.

Приклоних бо главу свою до земля, рех ти: здравствуй, государь мой о Христе. Аминь.

Да немало, государь, лет,а разума нет, и не переписать своих бед.Розван, что баран, разорен до конца, а сед, что овца.Не оставили ни волосца животца, и деревню сожгли до кола.Рожь ратные пожали, а сами збежали.А ныне воистинну живем в погребище и кладем огнище,а на ногах воистину остались одне голенища, и отбились голенища.Зритель, государь, сердцам бог, не оставили шерстинки,

ни лошадки, ни коровки, а в земли не сеяно ни горстки.Всего у меня было живота корова, и та не здорова.Видит бог — сломило рог.Да бог сердца весть — нечего есть.Велел бог пожить, и не о чем тужить.А я тебе, государю моему, преступя страх,из глубины возвах, имя господне призвах,много челом бью...

Не прогневайся, что не все беды и разорения пишу, не бо ум мой постигнути или писанию предати возможет. Да и тебе скорбь на скорбь не наложу. Твоя ж и моя вся взята быша без останка.

Федор Гозвинский

Вирши на Езопа