Виртуальный детектив

А на посадке в среднюю дверь какая-то женщина, ещё не став на ступеньку, громко и убедительно кричала:

– Пройдите вперёд! Там свободно!

Откуда они всё знают? На чём зиждется их уверенность не только в том, что они говорят, но и в том, что народ – пассажиры им поверят?!

Я сам себя ловил на мысли, что хотелось сразу продвинуться и посмотреть назад, где этот пустой троллейбус? И на следующих остановках всё повторялось в разных вариациях. Летом с транспортом в Севастополе напряжёнка!

Мне эта ложь без зазрения совести и абсолютноое безразличие к людям внезапно напомнили майора со службы ГСМ и полковника, его начальника. Они оба в таком же амплуа, не зная обстановки и не желая предвидеть негативные последствия, беспардонно, нагло требовали одного – принимать обводнённое масло, несмотря ни на что. Благо, что на корабле и судне люди опытные и знающие, что к чему, вовремя заметили и, несмотря ни на что, предотвратили подачу.

И корабль, и судно – это особая организация службы и работы людей, где неукоснительно должны соблюдаться морские порядки и правила. Опыт и практика предыдущих поколений однозначно заставляют их напрочь отказаться от всякого «авось» и авантюризма. Судно – это маленькая территория государства, под флагом которого оно плавает, и на него распространяются действия всех законов, юридических норм и морали. Все решения, принимаемые капитаном, приказания и распоряжения не должны им противоречить. В этом суть единоначалия и ответственности капитана за экипаж судна перед судовладельцем и государством.

Перед важнейшими событиями капитан может собрать совет, куда входят лица командного состава, и выслушать их мнение. Но всё равно окончательное решение за ним, и он же несёт всю полноту ответственности.

Когда я решил собрать экипаж, у меня не было той высокой цели, какая была у командира брига «Меркурий» перед боем с двумя турецкими кораблями или у командира крейсера «Варяг» перед боем с японской эскадрой.

Да и вообще, вся ситуация с обводнённым маслом и реакцией должностных лиц на неё носит настолько абсурдный характер, что расскажи о ней несведущему человеку – он не поймёт и не поверит.

Но мы имеем то, что имеем –экипаж перед угрозой увольнения, и для большинства это удар не менее сокрушительный, чем любой другой, ставящий человека на грань жизни или смерти. И в этом нет никакого преувеличения, если посмотреть, как разрослось городское кладбище на 5-м километре. Сколько их там да на новом, на Мекензиевых горах, не доживших даже до пенсии, не выдержавших испытание борьбой за выживание! Царство им небесное! И простит им Господь, что они не были готовы к таким суровым жизненным испытаниям не по своей вине и воле.

Не хотелось бы, чтобы известие об увольнении застало экипаж врасплох.

Успех, даже незначительный, вдохновляет. И к площади Ушакова на встречу я подъезжал с большим оптимизмом, которого не заметил у ожидавших.

Встреча получилась несколько натянутой и грустной – все уже знали от помощника капитана, что сказал врио командира части, и у всех на лицах было замешательство и недоумение.

Главный вопрос, как можно огульно обвинить людей, не разобравшись, не побеседовав с ними, и при этом цинично заявить, что все они будут уволены, остался без ответа. Не поверив, что такое может быть, они, выслушав более полную информацию и моё мнение на этот счёт, усомнились, но уже в другом, стоит ли так убиваться из-за того, что наговорили на нас, ведь это неправда, и начальство разберётся в конце концов. А раз мы не виноваты, то ничего и не будет. Святая простота!

«Неужели у страха так глаза велики? – подумал я про себя и на секунду устыдился. – Неужто я всё выдумал или мне показалось?!».

И когда разговор иссяк, и возникла пауза, опять прозвучал знакомый голос старого моряка:

– Уволят, так уволят! Чего унижаться!

Суть-то он понял правильно, но сейчас в нашем положении вчерашней безысходности уже нет, более того, появилась надежда.

Разговор ещё некоторое время продолжался вяло и безынициативно. К сожалению, идей было меньше, чем эмоций. Возмущались все, а предложений никто не высказал.

В заключение я предупредил, чтобы в понедельник все были собраны и помнили, что ложь настроила руководство части и тыла против нас, а это серьёзно и опасно.

Наверное, это я говорил больше себе, так как все это понимали не хуже меня и были готовы к любому исходу.

Мы тихо распрощались и разошлись по домам. Вряд ли у кого будет нормальным отдых в выходные дни, надо быть чурбаном, чтобы не переживать за себя, за работу, за экипаж.

Я отошёл в сторону и присел в тени на скамью в ожидании троллейбуса. Они шли, как всегда, переполненные, и я ждал, когда хоть ненамного уменьшится этот бесконечный людской поток.

Это была первая пауза за весь день, когда я смог передохнуть, успев сделать что-то полезное в нашей ситуации. И я сидел, расслабившись, продолжая думать, почему так всё получилось.

Странно как-то прошла встреча и разговор на важнейшую для нас всех тему об ожидаемом увольнении.