Не их вина, что не всё у них сбылось и получилось, и мы, старшее поколение, к этому причастны. За своё счастье, счастье и жизнь наших детей и внуков надо бороться, как в 17-м, 41-м, а за ошибки платить, как в 91-м.
Могло ли приключиться с нами, всем экипажем, такое, скажем, в 70-е, 80-е годы? Нет! Трижды нет!
Весь процесс подготовки к боевой службе проходил не только по плану, но и под мощным контролем спецорганов и штатных должностных лиц. Даже представить невозможно, что было бы, если бы командование флота получило доклад от командира корабля, что ему подали обводнённое масло! Не только с майора-негодяя со склада ГСМ, но и многих других слетели бы головы с фуражками и с погонами!
А сейчас всё наоборот – за это отвечают люди, поставившие заслон подлости и предательству! Ну не абсурд ли это?!
Какая страшная и дикая метаморфоза! Подлость, как ржавчина, заведётся – разъест всё!
Но не всё ей подвластно. Я верю, что победа будет за нами!
Я не заметил, как пришёл по адресу, но, к моему огорчению, дома никого не оказалось. Придётся подождать, встреча должна состояться обязательно.
Как обычно в таких случаях, время тянулось медленно. Думать ни о чём другом я уже не мог, да и не хотелось. Я присел на бордюр в стороне от дворовой суеты в надежде просто отдохнуть от всего, что накопилось за день, выбрав позицию так, чтобы был виден весь двор и подходы к подъезду. Не упустить, не прозевать – для меня сейчас главное.
Не будь у меня мрачного и тревожного состояния от всего пережитого за этот день, я бы увидел и почувствовал всю прелесть обычного севастопольского вечера, слегка приукрасив его воображением выходного дня, и так же, как большинство, не посматривал на часы и не морщил бы лоб от своих проблем, а наслаждался бы тем, что дарует жизнь в Крыму, в Севастополе. Пошли бы мы с соседом-приятелем попить пивка да поговорить за жизнь, послушать, что говорят другие, обсудить газетные новости и прочие проблемы быта и времени, но обязательно вернуться к началу программы «Время» – мы продолжали жить интересами огромной страны, в которой жили ещё недавно.
И сейчас было всё, как обычно, хоть и в чужом дворе, но проходило как-то мимо меня, не касаясь и не производя должного впечатления, как жизнь в проходящем поезде – я всё слышал и видел, но был в ней посторонний.
И в самом деле, стоял чудесный вечер. Спадала жара, хотя солнце было ещё сравнительно высоко, но дома уже давали спасительную тень. Люди возвращались с дач, моря и прочих выходных мероприятий, усталые и довольные. В кранах уже пошла холодная вода и, как обменивались новостями стоявшие у подъезда женщины, ожидалась с минуты на минуту горячая – высшее благо, даруемое нам городскими властями четыре раза в неделю по два часа и только летом. Лишь истинный моряк может оценить это и не бурчать, так как в дальнем морском походе пресная вода и того реже. А следовательно, и мой ожидаемый моряк-товарищ должен скоро подойти – уж он-то не должен упустить такой праздник перед выходом в море.
Я огляделся. Двор, образованный пятиэтажками и более «высотными» домами, был большой, шумный и выглядел как «потерпевший». И здесь «Мамай» прошёл по скамейкам, спортивным и детским сооружениям, окнам лестничных пролётов. Теперь уже у подъезда можно только постоять, а не посидеть, никогда не поиграть в баскетбол потенциальным спортсменам, а детям не покачаться на качелях и не соскользнуть с горки, – всё сломано и изуродовано.
Но дети нашли другие игры и играли в фантики, скакалки, катались на скейтах, на велосипедах и мокике. У кого их не было, бегали за ними с дичайшими криками и воплями, эхом отдававшими от стен, вперемешку с всенародным русским матом, слышимым как от мальчиков, так и от девочек, который не замечали, не хотели или свыклись с ним взрослые, группами стоявшие у подъездов. А в «наше» время за такие выражения можно было схлопотать хорошо ощутимый подзатыльник от любого взрослого да дома посильнее от родителей! Такое впечатление, что теперь всё и всем можно безнаказанно.
Невдалеке, не таясь, сидела небольшая компания детей постарше, игравших на «интерес» в карты. Это было видно, как они отдавали собранную по карманам мелочь и рубли, то есть гривны, парню, своему доморощенному карточному шулеру, немного повзрослее их, но уже умело обчищавшему их карманы с профессиональной сдержанностью, небрежно и картинно-деловито восседая на камне и подначивая стоящих и сидящих на корточках около него делать ставки выше. Он брал мелочь, мгновенно пересчитывал и бросал в кожаную кепку, служившую банком. Предложив кому-либо, чаще самому молодому или новому игроку, срезать колоду, он раздавал карты, держа их на вытянутых руках, мол, смотрите, всё честно.