Вот в газете «Известия» появилась доброжелательная статья, где взгляды политического обозревателя Бовина не совпадали с установками партии на международные проблемы. Как смело!
Вот на ТВ появился американский фильм со стрельбой, мощными взрывами, погонями, невероятными трюками, потоками крови ежеминутных жертв насилия и борьбой за справедливость, где главный герой – артист Шварценеггер – один заменяет если не полк, то батальон, железно, и побеждает. Небывалое зрелище!
В вечерних фильмах того же производства женщины обнажаются всё больше и больше, пока, наконец, со всех ракурсов не появляется половой акт, как учебное пособие нам, азиатам, «как надо любить, как надо страдать». Потрясающее зрелище, особенно если в семье один телевизор!
С каким восторгом дикторы «Маяка» взахлёб весь день сообщали: в Москве на бирже труда зарегистрирован первый безработный!
Ура! Мы догнали их!
Так мы входили в эту новую жизнь, в мир равных возможностей и неограниченной свободы и демократии с избирательными шоу президентов, депутатов всех уровней, бесконечными переговорами по Черноморскому флоту и войной в Чечне.
Мы не заметили, как из средств массовой информации, а потом и из жизни исчезли привычные слова, как «товарищ», «рабочий», «крестьянин», и появились другие, наполненные новым содержанием: «менталитет», «бедный», «богатый» и баснословно богатый – «олигарх».
В школах Крыма и Севастополя сократилось количество часов русского языка и литературы, а зарплата учителям украинского стала выше.
Так мы познавали азы свободы и демократии с Запада.
Это потом в нашу жизнь вошли проститутки, киллеры, кровавые разборки, заказные убийства и массовое, всестороннее шельмование во всех средствах массовой информации армии и флота генералами-предателями и всеми, кто хотел сломать хребет государству.
Это потом мы узнавали об остановившихся заводах, развалившихся колхозах и совхозах, массовой безработице, тотальном хищении и вывозе за границу цветных металлов, леса, рыбы, крабов, икры и даже оружия и боеприпасов.
Это потом стало нормой хищение и продажа за границу электроэнергии, нефти, газа, продажа заграничным хозяевам мощных и уникальных предприятий, в том числе и оборонного значения.
Это потом мы заметили засилье заморских дешёвых и не всегда качественных и безвредных продуктов, дешевого и безвкусного ширпотреба, лекарств, водки, сигарет, автомобилей и наркотиков.
Это потом мы согласились (впрочем, нас никто и не спрашивал) с повышением квартплаты, с платой за обучение, за медицинскую помощь, за все виды услуг, получаемых даже в государственных учреждениях, за всё, в чём мог проявиться интерес человека.
Это потом мы привыкли и не отводили глаза или смотрели мимо, когда видели роющихся в мусорных контейнерах пожилых и молодых людей, бомжей и бомжиков, валяющихся на газонах пьяных юношей и девушек, свободно колющихся наркотиками во дворах школ и скверах молодых людей, нищих и попрошаек на каждом углу и стоянках машин.
Это потом мы делали вид, что нас не удивляет и не шокирует, когда в троллейбусе сидят молодые парни и девушки, студенты и школьники, а рядом с ними стоят старухи и старики, инвалиды и беременные, смиренно потупив глаза, не выражая ни протеста, ни возмущения.
Говорят, на Западе тоже не уступают место, откуда к нам это и пришло. Но там в автобусы так не набиваются, там действительно у каждого своё место.
Правда, с годами ощущение новизны притуплялось и тускнело. Приедешь с работы, приляжешь на диван передохнуть, включишь ТВ, а там криминал, секс, игры в любовь с первого взгляда или за миллион, да реклама прокладок, и так пошло станет, что пощёлкаешь по каналам – нет старенького советского фильма, и выключишь до лучших времён.
Не менее отвратительно было смотреть последние известия в программе «Время» с Ариной Шараповой да обзор за неделю с Сергеем Доренко – мерзопакостное и зрелище и изложение событий, хуже не придумаешь. Становилось стыдно за грязь, которой они обливали свою страну и уважаемых политических деятелей. Это потом стало известно, кому какие каналы принадлежат и чей заказ они отрабатывают.
Центральные российские газеты в Крыму печатались с купюрами и пометкой «Украинское издание». Читать их было неинтересно и оскорбительно, как после штампа «Проверено цензурой».
Я никогда не был брюзгой, скептиком и тем более циником. И мне не было необходимости притворяться или подстраиваться при встрече и разговоре к кому бы то ни было. Я всегда чувствовал себя ровно и равно со всеми, для кого служба и работа были главным критерием оценки человека.
А сегодня что-то нахлынуло на меня, как после прослушивания полонеза Огинского, мелодия которого как нельзя лучше отражает боль и муки человека, расстающегося с родиной. Я тоже с чем-то расставался, не то с иллюзиями, не то с надеждой, и уж совсем точно – завтра с работой. Это было нелегко и настраивало мысли на «ретро».