Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня

Шеветта толком не разобрала половины слов, но мелодия была древней и скорбной, и речь шла о том, что все кончается «сосновым ящиком», видимо, подразумевался этот, как его, гроб – ну, в чем раньше людей хоронили, – хотя так же можно было назвать и эту вот будку, в которой Шеветта застряла вместе с Тессой и этим козлом. Она заметила хромированную табуретку, разрезанное сиденье которой было заклеено скотчем, и, за неимением лучшего, уселась на нее и решила спокойно дождаться, пока Тесса не решит, что засняла достаточно. А потом Шеветта придумает, как бы им обеим отсюда убраться.

47

Сай-син-роуд

Ливия и Пако привели Лейни в парикмахерскую на Сай-Син-роуд. Пути он не осознал и осознать не мог: Сай-Син-роуд находится в «Застенном городе», а Лейни не был местным жителем. Координаты «Застенного города», концептуальные механизмы, при помощи которых его подданные смогли отделиться от всего информационного ландшафта человечества, являются главной и тщательно охраняемой здешней тайной. «Застенный город» – целая вселенная, живая легенда.

Лейни уже бывал здесь, хотя и не в этом конкретном конструкте, в парикмахерской, и ему не по душе все это место. Что-то в самом коде, легшем в основу «Застенного города» при его создании, вызывает метафизическое головокружение, а его видимая репрезентация утомительно агрессивна, будто попал в дипломный видеофильм какого-нибудь арт-колледжа с бесконечным постановочным бюджетом. В «Застенном городе» всё с подвохом: тебе никогда не покажут неискаженного изображения – все прогоняется через полдюжины разных фильтров, вызывающих такое и сякое осыпание битов, словно здешние обитатели твердо решили запечатлеть свои радикальные воззрения во всем, вплоть до мельчайших фрактальных текстур города. Там, где тонко сконструированный веб-сайт лишь слегка намекнул бы на грязь или потертость, «Застенный город» упивается распадом, непрерывно меняет текстурные карты, обнажающие другие текстуры, тоже траченные молью.

Вот эта парикмахерская, к примеру, выложена из наползающих друг на друга текстурных черепиц, не стыкованных по краям, что намеренно разрушает любую иллюзию цельной поверхности или пространства. И все здесь исполнено в тонах залитого дождем Чайнатауна: неоново-розовый, неоново-синий, неоново-салатный и решительно выцветший неоново-красный.

Ливия и Пако мгновенно удаляются, оставив Лейни размышлять: во что бы он сам, дойди у него руки, воплотился в подобной обстановке? Наверно, в большой картонный ящик?

Эти размышления прерываются появлением Клауса и Петуха, внезапно возникающих на двух из четырех парикмахерских кресел. Выглядит эта парочка в точности как прежде, разве что федора на голове у Клауса теперь из черной кожи, с загнутыми кверху по всей окружности полями, а Петух стал еще больше похож на кричащих римских пап Фрэнсиса Бэкона[127]

.

– Пошла совсем другая игра, – начинает Лейни.

– Какая? – Клаус как будто языком трогает больной зуб.

– Харвуд вводил себе «пять эс-би». И вы в курсе, потому что эти ваши недоноски-чиланго[128] только что раскололись. Когда вы узнали об этом?

– Информация раскрывается строго по принципу необходимости… – начинает вещать Петух тоном августейшего всезнайки, но Клаус прерывает его:

– За десять минут до вашего появления. Очень хотелось бы услышать, что вы об этом думаете.

– Это же все меняет, – говорит Лейни. – Каких успехов он добился за эти годы! Пиар-империя, рекламные кампании, слухи о том, что он сыграл главную роль в избрании президента Миллбэнк, а также способствовал разделу Италии…

– Я думал, это его подружка, – говорит Петух мрачно, – принцесса эта падуанская…

– Вы хотите сказать, что он просто чует удачу? – напирает Клаус. – Что он находится в узловом модусе и предчувствует назревающие перемены? Если в этом секрет его фирмы, друг мой, почему же не вы самый богатый человек в мире?

– Эта штука работает не так! – протестует Лейни. – «Пять эс-би» пробуждает чувствительность к узловым точкам, к разрывам в информационной текстуре. Которые лишь указывают на то, что перемены близко, но о самих переменах ничего не говорят!

– Верно, – соглашается Клаус, поджимая губы.

– Я хочу знать, – продолжает Лейни, – мне нужно знать – прямо сейчас! – что задумал Харвуд на этот раз. Он сидит в самом фокусе грандиозных перемен. Видимо, способствует им. Рэй Тоэй тоже там завязана, и этот наемный ластик для стирания людей, из коллекции Харвуда, и безработный рентакоп… Эти люди скоро изменят историю человечества каким-то еще не известным способом. Подобной ситуации не было с тысяча девятьсот одиннадцатого года…

– А что случилось в девятьсот одиннадцатом? – требовательно спрашивает Петух.

Лейни вздыхает: