Вишенки

Когда стало известно об этих двух маршрутах, старик не один раз молился Господу, чтобы Господь поспособствовал попасть на Соловки. Тянуло почему-то туда, возможно, рассказ Глаши подталкивал, обнадёживал. Да Макар себя-то и не видел больше в этом обществе, в окружении и энкавэдэшников, и товарищей по несчастью. Даже присутствие рядом родного сына Степана не особо радовало. Он прекрасно осознавал, что уготовано и сыну, и ему, его отцу. Винил в первую очередь себя, что не смог осчастливить Стёпку, помочь ему устроить жизнь по-человечески. Возможно, надо было что-то сделать по-другому, не так поступить, как поступил Макар Егорович, кто его знает? Чего себя казнить? Теперь не переиначишь, не повернёшь назад, не переделаешь.

Всё, был Макар Егорович Щербич и весь вышел. Хватит! И так Господь столько несчастий, горя навесил на одного человека, что в пору завыть или сойти с ума, а он-то держится, терпит, пока держится, пока терпит.

Ещё и ещё перебирает в памяти события последних дней, месяцев, лет и приходит к выводу, к выводу неутешительному, что терпение иссякло, пришёл конец ему. Сколько можно испытывать судьбу одного человека? Может, хватит? Ради чего всё это он выносил, терпел?

Одно радует, тешит душу – картина прощания, что всё чаще вспоминает Макар Егорович: Лиза с детишками и сын Лосевых Лёнька. Так и стоят в глазах. Да-а, хорошо, что взял под крыло невестку с внуками этот человек Лосев Михаил Михайлович. Вот уж воистину крепкий мужик. На одной ноге, но стоит на земле крепко, надёжно, не сдвинешь. Наверное, так и должен стоять любой человек, не выбивало бы только почву из-под ног государство. Вот с ним, с Макаром, так и поступило оно, государство, страна, Родина, да как ни назови, а роднее у него нет, хотя и поступили не по-человечески, не по-христиански.

Да, о сыне, невестке, внуках. Разве ж он такую долю думал уготовить своим родным? Нет, конечно. А что получилось? Сын в соседнем вагоне едет в ссылку, сноха с внуками у чужих людей.

Что это, если не издевательство над человеческими судьбами, над людьми? За какие грехи? Только Бог вправе судить – карать или миловать, а тут этим занялись люди. Разве ж люди они после этого? Исчадие ада, сказал бы отец Василий.

Работал, не покладая рук, жил с мечтой о лучшей доле жителям Борков, Вишенок, а что взамен? Изгой? Вот-вот, изгой в родном доме, в родном Отечестве. Э-эх, жизнь! Кого винить, кого бранить, кто его знает.

Успокаивает и то, что Лизонька, невестка, не в пример мужу своему Степану женщина практичная, мужественная, она сдюжит, поставит внуков на ноги. Сообщение о том, что передал всё своё имущество, земли советской власти только отец Василий да невестка Лиза восприняли как жестокую необходимость, поддержали. А вот сын – нет, обиделся даже. Да и то говорить, неприспособлен он к жизни. Привык жить на папкиных подачках, вокруг няньки-прислуга. Чего от него можно после этого хотеть?

Всё правильно, сам Макар Егорович и испортил сына.

Но, с другой стороны, его самого, Макара, никто за руку по жизни не тянул. И он не скурвился, не потерялся на этой земле. Хотят большевики того или нет, но память о себе он оставил. Как пан Буглак аллеей липовой, так Макар Егорович Щербич делами оставил. Одни сады чего стоят! А ведь мог и сломаться, запить, загулять. Были возможности, были средства, но не было желания. Вот что главное: не хотел этого Макар, и точка. Не эмоциями жил, не плотскими желаниями, а разумом, сердцем жил.

А почему он должен сына за ручку водить, сопельки вытирать до глубокой старости, до седых волос? Он что, калека? Всё правильно. Если есть жилка, струна, хребет становой у человека, ничего и никто его не испортит, не свернёт с пути правильного. Кто ему не давал заниматься делом? Сколько сил и денег потратил отец, сколько наставлял, учил, чтобы делом занялся Степан? Не измерить. А он что? Девки да водка? Ну что ж. За что боролись… Конечно, ему, родителю, не очень приятно осознавать, что сынок единственный получился непутёвым. А кому жалиться? Хорошо, жену ему засватал толковую.

Хотя можно было отпустить их за границу. Тогда ещё и деньги были в золотых червонцах, и возможность. Степан загорелся, так невестка воспротивилась: сказала твёрдое нет. Куда, мол, с родины своей бежать? А муж не настоял, слабоват он в коленках, Стёпка-то. А Макару Егоровичу этот поступок невестки Лизоньки понравился, да, к душе свёкру пришлись её слова. Мол, здесь могила папы, мамы, здесь сёстры, здесь свои люди, а там? Кто ждёт Щербичей там, за границей? Да и не нужна она Лизоньке, мол, помирать, так здесь.

Хорошая молодица, что зря говорить. Такая поставит на ноги детишек и, даст Бог, на путь истинный наставит. И ещё неизвестно, что бы папашка Степан натворил, останься в Слободе. Пришлось бы троих на своём горбу женщине волочить.

Вагон дёрнулся, дёрнулось и ещё слабее затрепетало пламя в буржуйке. Макар Егорович спустил ноги с нар, дождался, когда ход состава выровняется, пошёл к печке, подложил дрова, пошуровал там, снова вернулся на своё место.