Он старательно украшал елку игрушками, которые покупал в детстве сыну, пыхтел от натуги, от усердия высунув язык, и ему казалось, что елка, как символ счастливой семейной жизни, станет тем самым талисманом, который поможет ему сохранить семью. Надежды не сбылись, загаданные под бой курантов желания не исполнились. Високосный год оказался щедр на потери и забрал у Дорошина семью, привычный жизненный уклад и дядю Колю. И вот теперь он подходил к концу, дотягивал до финиша, как внезапно охромевшая скаковая лошадь, уже не надеющаяся стать фаворитом гонки, но не сдавшаяся окончательно.
Дорошин на всякий случай позвонил сыну, хотя особых надежд не питал, и оказался прав. Сын сказал, что вместе со своей девушкой уезжает на базу отдыха, отмечать Новый год и кататься на лыжах и сноубордах.
– А мама? – осторожно спросил Дорошин.
– А что мама? Она к тете Нине идет в гости. Не одной же ей куковать, – беспечно отозвался молодой лоботряс. Ниной звали лучшую подругу бывшей жены, которую Дорошин терпеть не мог. Он искренне считал, что все бредовые мысли о его неверности были измышлениями Нины, которая была патологически завистливой и злобной. Дорошину всегда хотелось проверить, не раздвоен ли на конце ее язык, как у змеи.
Коллеги по работе были людьми семейными. Конечно, любой из них с удовольствием пригласил бы Дорошина в гости, но картина чужого семейного счастья воспринималась им теперь болезненно. В такие минуты Дорошин сам себе казался каким-то неполноценным, поскольку не сумел сохранить то, что было ему нужно и важно. Другие сумели, а он нет. Слабак и неудачник.
Кроме того, немаловажным было и то обстоятельство, что жены его друзей искренне считали делом своей чести снова женить «несчастненького» Дорошина, а заодно и пристроить своих незамужних подруг. Это означало, что любой поход в гости превращался в очередные «смотрины», на которых присутствовала взволнованная и краснеющая от своей неловкости потенциальная невеста в возрасте от тридцати до сорока.
Как писали классики отечественного юмористического жанра Ильф и Петров, «молодая была немолода»… Немолодые женщины пытались поддерживать разговор, который бы выгодно подчеркивал их ум и незаурядность, Дорошину было скучно и маетно, друзья чувствовали себя неудобно, а их жены сердились, что он отказывается выполнять трюки и прыгать через заботливо приготовленный горящий обруч. Ничего хорошего из подобных визитов не выходило, и Дорошин прекратил их наносить, чтобы не мучиться самому и не ставить в неудобное положение друзей.
Дядя Коля умер, других родственников у Дорошина не было. Ксюша? Вряд ли она сможет уйти от своей семьи, чтобы провести новогоднюю ночь с ним. На всякий случай он позвонил и поинтересовался ее планами, и, как и следовало ожидать, планы эти были, и он в них не вписывался.
– А мы в Прагу на Новый год улетаем, – беззаботно сказала Ксюша. – Я еще летом решила, что хочу зимой в Европу. Там красиво все очень. Елочные базары, олени, распродажи, глинтвейн на улицах, трдельники[1]
продают… Так что мы двадцать девятого улетаем, вернемся третьего января, и я обязательно к тебе выберусь, чтобы поздравить. Хочешь, я тебе трдельник привезу?Дорошин не знал, что такое трдельник и узнавать не хотел, поэтому от подарка отказался. Нет, плохая это была идея завести роман с замужней барышней. Одна морока и совсем немного радости. Может, дяде Николаю такая жизнь и нравилась, но племяннику точно была не по нутру. Наступающий год должен был обернуться для него еще одной потерей – Ксюша отдалится от него, их встречи станут все более редкими, пока не сойдут на нет. Слишком они разные для того, чтобы у них могло быть общее будущее.
Новый год из любимейшего в детстве праздника превращался в символ одиночества, и это Дорошину категорически не нравилось. Ладно, дядька жил бирюком и отшельником, но ему превращаться в бирюка и отшельника не хотелось. Рано еще, в сорок четыре года!
Мрачные мысли о будущем прервал звонок скайпа. На экране телефона отразилось скуластое и отчего-то довольное лицо Эдика Киреева.
– Привет, Вик, – возбужденно заговорил он. – Что ж, могу тебя поздравить! Удалось напасть на след одной картины из твоего списка. Всплыла в Питере, в частной коллекции.
– Да ты что? – От полученного известия дурные мысли как водой смыло. – Какое полотно нашлось?
– Фальк. «Апельсины в корзине»… Приобретена коллекционером Леонидом Соколовым. Я его давно знаю, он мужик порядочный. Не знал, что она краденая, потому и купил, так бы ни за что связываться не стал. В общем, ехать тебе к нему надо, Вик. Убедиться, что картина – та самая, если повезет, оформить изъятие. Ну и поговоришь заодно по душам, глядишь – и ниточка потянется, за которую ты клубок размотаешь, и он тебя к похитителю приведет.
– Твои бы слова да богу в уши! Но за добрую весть спасибо. Координаты Соколова скинешь?
– Не вопрос. Звони, договаривайся. И с тебя магарыч…
– Заметано. Спасибо, Эдик. И за остальным присматривай, вдруг еще что-то всплывет…