– Нет, ни в коем случае! Я просто размышляю. Вы работаете на малооплачиваемой должности и, насколько я знаю, других источников дохода не имеете. Учитесь в аспирантуре, живете с родителями. Наследства вы не получали и клад не находили. Однако при этом вы теперь ходите в дорогой норковой шубе, которая, судя по ее внешнему виду и ценам на розничном рынке, стоит не менее ста пятидесяти тысяч рублей. Конечно, я бы мог поверить, что вы копили на эту шубу все годы учебы в институте и работы в музее, а купили ее именно сейчас, после пропажи из запасников ценных произведений искусства, по чистой случайности. Мог бы, но не поверю, поскольку значительные изменения претерпел весь ваш гардероб. При нашей первой встрече вы были одеты более чем скромно, в полном соответствии с вашими доходами. А в тот момент, когда вы вели экскурсию во время моего последнего визита в галерею, да и сейчас тоже на вас надеты наряды из эксклюзивного бутика. Не думаю, что ошибусь, если предположу, что ваш сегодняшний костюм куплен в «Гардеробе» и стоит не менее тысячи долларов.
Я прав?
«Гардеробом» назывался магазин верхней одежды, в котором одевалась вся городская элита, если, конечно, не привозила себе шмотки из заграничных поездок. Жена Дорошина иногда заходила туда, бродила между вешалками с одеждой, но не могла себе позволить купить что-то даже на распродаже. Вещи со скидкой в семьдесят процентов стоили в «Гардеробе» в два раза дороже, чем в обычных магазинах.
Ксюша Стеклова одевалась именно там. Это Дорошин успел оценить, раздевая свою любовницу. И вот теперь на простушке Алене Богдановой, забитой серой мышке с нищенской зарплатой, тоже была одежда именно из «Гардероба».
– Вы правы. – Богданова смотрела на него теперь уже без всякого испуга. Лишь легкая неловкость читалась в ее ясных глазах, страха в них не было. – Вы совершенно правы, вот только я не очень понимаю, почему вас это интересует. Или покупать одежду в «Гардеробе» – преступление? Они что, торгуют контрафактом? Не платят налоги?
– Да нет. – Дорошин усмехнулся. – К самому факту выбора вами места для шопинга у меня претензий нет. Алена, мне кажется, что вы прекрасно понимаете подоплеку моих вопросов, но если вам так хочется, давайте я спрошу прямо: чем вызван факт вашего внезапного обогащения, которое позволило вам полностью сменить рыночный ширпотреб на элитные европейские марки?
– А вы не очень-то вежливы, – заметила девушка. – Вы откровенно хамите мне, утверждая, что раньше я была одета как чучело. Что ж, вы совершенно правы. В наше время заниматься наукой и искусством – значит обрекать себя на нищенское существование. Вы правильно отметили, что я живу с родителями, и это позволяет мне хотя бы не умереть с голоду. Да, у меня нет ни малейших шансов купить собственное жилье, да, я много лет одеваюсь на рынках и в секонд-хендах, но это не значит, что я все это время не мечтала жить как нормальный человек. У вас есть дочь?
– Нет. У меня сын.
– Тогда вам не понять, что испытывает молодая девушка, которая вынуждена чувствовать себя Золушкой, наблюдая каждый день, как другие носят роскошную одежду и чувствуют себя королевами.
– Мне не понять, вы правы, – кивнул Дорошин. – Меня вообще всегда удивляло, как внутреннее мироощущение человека может зависеть от того, что на нем надето. Это ваши чисто женские заморочки, так что компетентным экспертом в данном вопросе я быть не могу. Единственное, что я вижу, это то, что стремление быть не хуже, чем другие, у вас развито достаточно сильно. И вкупе с изменениями вашего облика это наводит меня на грустные мысли.
– И о чем же вы думаете?
– О том, что вы, Алена, можете иметь самое непосредственное участие к пропаже полотен из галереи. И ваши внезапные доходы, к сожалению, имеют криминальное происхождение.
– Простите, я забыла, как вас зовут…
– У вас в повестке написано. Полковник Дорошин Виктор Сергеевич.
– Так вот, Виктор Сергеевич, меня не обижает, что вы считаете меня преступницей. Совершена кража, я вхожу в число подозреваемых, и, в конце концов, у вас такая работа – рассматривать все возможные варианты. Меня обижает, что вы считаете меня дурой. Поверьте, я получила хорошее образование и у меня достаточно ясный ум, чтобы, совершив преступление, не начать на ваших глазах щеголять в дорогих обновках, привлекая к себе внимание. Если бы эти чертовы картины украла я, то у меня хватило бы мозгов и терпения, чтобы проходить в своих нищенских обносках еще полгода, год, два, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Признаюсь, что поступила бы вообще иначе: через пару месяцев уволилась, уехала в другой город, затерялась бы там, начала бы новую жизнь.
– Да, если бы преступником был я, то поступил бы точно так же, – согласился Дорошин. – Однако люди все разные. И далеко не все поступают логично. Особенно когда речь идет о том, чтобы наконец-то выиграть в состязании с «проклятой Вандербильдихой». Женская зависть – страшная сила, которая ломала даже самые умные и тонко выстроенные планы.