Витязь на распутье

Пришлось напомнить, что слово было дано только в отношении завоевания Эстляндии и в том, что Русь не будет фигурировать в этом деле. Во всяком случае, официально. А вот с Густавом ли, без Густава – дело десятое.

– И как теперь быть? – впал в уныние Дмитрий, когда я пояснил ему ситуацию со шведским принцем, который уперся не на шутку.

– Король уволился – да здравствует королева! – коротко ответил я.

– Какая королева?! – вытаращился на меня государь.

– Такая, у которой прав на этот престол куда больше, нежели чем у Густава, – пояснил я. – Более того, в своей жизни она уже была королевой Ливонии, хотя и недолго, так что…

Мой рассказ о Марии Владимировне длился недолго. За это время Дмитрий успел не больше десяти раз пройтись из угла в угол, заложив руки за спину и о чем-то напряженно размышляя.

– Опасное это дело – бабы, – выдал он глубокомысленную сентенцию, после того как выслушал меня. – Посидит малость на троне, освоится, а там, чего доброго, ей и замуж захочется. Да еще неведомо, какого жениха себе сыщет. Возьмет да и обвенчается с каким-нибудь наследником, вон хошь с сыном Жигмонта али Карла.

– Навряд ли, – подумав и прикинув, ответил я. – У Жигмонта Владислав подросток, лет девяти, у Карла первенец Густав тоже не намного старше, если только не моложе. Им еще на деревянных лошадках скакать и скакать, а не в постели с женой кувыркаться. Да и потом, когда они в лета войдут, тоже навряд ли – уж больно старовата невеста.

– А ты ее видел? – осведомился Дмитрий.

– А как же, – горделиво заявил я.

– Наш пострел везде поспел, – хмыкнул он. – И она согласна?

– О королевстве речи с нею не вел, так что не знаю, – пожал плечами я. – Но надеюсь, что если как следует постараться, то она поддастся на уговоры.

– Шустер, – по-своему оценил мою уверенность Дмитрий. – Али ты и тут исхитрился загодя с уговорами расстараться?

Он сделал столь недвусмысленный жест, показывая, в чем состояли мои уговоры, что я возмутился:

– Она ж монахиня, государь!

– Ну и что? – простодушно удивился Дмитрий. – А вот король Жигмонт, который ныне покойный[105], как мне сказывали, на рясу не глядел. Ежели баба приглянулась, все – из любого монастыря увозил. Да и какая разница, монашка она али нет…

– Соперничать с Христом и отбивать невест у такого жениха я бы не стал, даже будучи императором, – проворчал я и в свою очередь мстительно напомнил: – К тому же для Жигмонта баб из монастырей воровали братья Мнишки, включая твоего будущего тестя, а не он сам. – И, чтобы пресечь продолжение разговора на эту тему, торопливо добавил: – А что касается уговоров, то это нам лучше делать вместе. – И принялся рассказывать дальше.

Мол, пока что я ей лишь пообещал передать привет государю как единственному родичу, да еще сказал, что, по всей видимости, он мне поручит командовать одной из ратей для завоевания Ливонии, вот и все.

План дальнейших совместных действий, который я изложил Дмитрию, заключался в следующем. Якобы, когда я передал непобедимому кесарю привет от родственницы и рассказал, что ее, по сути, насильно постригли, государь весьма озаботился ее положением, решил восстановить справедливость и вручить ей ливонскую корону.

Более того, он уже предпринял кое-какие шаги, походатайствовав перед патриархом о признании самого факта пострига недействительным, а после того, как Марфа снимет с себя рясу, превратившись в Марию, и будет пострижена в монахини Годунова, которая некогда повторяла вместо нее слова отречения…

– Так она и без того в монахини пострижена, – перебил меня Дмитрий.

– Не успел еще слух о том до нее дойти, – пояснил я. – А старица Марфа до сих пор зла на нее, так что обвинение поддержит с радостью и согласится, чтобы только ей досадить. Но для начала я хотел бы выяснить у тебя, не возражаешь ли ты против занятия ею ливонского престола. Для того и приехал к тебе.

– Ну не знаю, не знаю, – покачал головой он. – Расстрига на королевском троне…

Я чуть не засмеялся – очень уж забавно получается. Значит, расстрига на царском троне, который вдобавок именует себя непобедимым кесарем, это нормально. Хотя да, совсем забыл, его же в монахи действительно не постригали. Но все равно.

– Навряд ли ее хоть кто-то признает, – продолжил государь и встрепенулся. – Может, тогда лучше я сам рати поведу?

Я внимательно посмотрел на него. Вон ты к чему клонишь. Ну да, ну да, и глаза уже заблестели. Не иначе как увидел себя во главе победоносных полков, с саблей наголо. А мне только такого главнокомандующего и не хватает для полного счастья. Нет уж. Не согласен я.

Пришлось напомнить, что в таком случае о взятии польских городов не может быть и речи. Кроме того, и само завоевание Эстляндии не добавит Дмитрию дополнительных аргументов, чтобы величать себя кесарем, ибо под его властью по-прежнему не будет ни одного короля. Разве что Годунов, но он только царевич. Если же в подданство Дмитрия перейдет королева Ливонии Мария Владимировна, то все станет выглядеть иначе.