Витязь. Владимир Храбрый

Подняли наверх зарезанных коня и барана, и, когда огромное багровое светило коснулось горизонта, Булат поднес к сухому хворосту факел. Сняв шапки и повесив на шею пояса, что означало отдаться на волю неба, кметы упали на землю, поклоняясь вишневому, как сгустившаяся кровь, солнцу. Каракеш ударил в бубны…

Когда костер догорел и рухнул помост, взметывая сноп искр и распространяя запах горелого мяса, вдруг на фоне уже темного неба, на котором плыл молодой, только что народившийся месяц, открылся крест, как бы осеняющий огромные дали… Кметы с ужасом глядели на крест, огромный, черный и безмолвный; от него веяло холодом и смертью.

Каракеш зло выругался: «Все-таки надо было его выкопать и сжечь…»

На рассвете сторонники Каракеша перебили часть пьяных кметов. Авгул, на этот раз изменив своей привычке, сонному Булату отрубил голову и, ухватив её за волосы, понес к шаману.

Наутро, побросав в воду убитых и прихватив с собой все, что можно было увезти и унести (Каракеш взял лишь золотую пластину), поредевший на треть отряд ордынских разбойников стал переправляться через Пьяну, ставшую свидетельницей еще одной трагедии…

За Камой исчезли колодцы, и воду пришлось топить из снега. Недавно выпавший здесь чистый, сплошной белизны снег резали кубами, клали в чугунные казаны и разводили костры.

В один из таких привалов к костру подошел лось, н понюхал широкими ноздрями дым, повернулся хотел было уйти, но брошенный Авгулом аркан повалил его на передние ноги.

Разбойники долго любовались доверчивым животным, заглядывали в его лучистые, словно обиженные глаза, хохотали, подталкивая друг друга локтями, потом прирезали.

Отряд вступил в край непуганых птиц и зверей. Каракеш с Авгулом, оставив кметов, поехали осмотреть окрестности. Они взобрались на заснеженный холм и вдруг на вершине другого увидели башню изо льда, наверху которой стоял столб, а на нем из дерева была вырублена огромная голова лося.

- Авгул, я подумал вначале, что мы еще далеко от людей, а по всему видать, мы уже в стране пермской чуди. Смотри, вон, видишь, они поклоняются голове лося… Они считают его священным. И нам несдобровать, если эти люди узнают, что мы убили лося… Скачи - заметите следы… Да поживее! А я понаблюдаю.

- Саин-хан[48], а вдруг они обнаружат тебя одного и причинят зло.

- Ты забыл, что у меня золотая пайцза рыжеволосого…

Каракеш под ледяной башней разглядел огромное колесо с ручкой под деревянной крышей. Ухватившись за эту ручку, колесо вертело сейчас несколько человек, обутых и одетых в козлиные шкуры с оборками, без шапок, с белыми то ли от инея, то ли от природы волосами. Они вытянули из колодца бадью с ледяной водой и поставили на снег.

Из землянки, замаскированной под елью, вдруг появился старик в длинной, до пят холщовой рубахе, с белой бородой, босиком и как у других, собравшихся у колодца, непокрытой головой. Подошел к бадье, окунул руки в воду. Стоявшие рядом люди упали на колени. Старик сбросил с себя рубаху, обнажив могучий, к удивлению Каракеша, торс, поднял один бадью, которую доселе вытягивали из колодца несколько человек, и опрокинул воду на себя. Крякнул, отбросил бадью и голый скрылся в ледяной башне.

Потрясенный картиной обливания ледяной водой Каракеш от холода стал стучать зубами, чтобы согреться, пустил коня вскачь к своим.

«Неужели Пам?!» - думал шаман. Но он ошибался: до Княж-Погоста, где жил Пам-сотник, было еще далеко.

Своими догадками Каракеш поделился с Авгулом. Следы крови на месте убийства лося разбойники уже уничтожили, но, не доверяя действию золотой пластины, которая должна вызвать у местных людей, по уверению рыжеволосого, доверие к пришельцам, на всякий случай приготовили оружие.

Каракеш приказал воинам спрятаться за деревьями, а сам с Авгулом, уже не таясь, поехал к ледяной башне. Их увидели, откуда-то сверху раздался звук, словно несколько охотников одновременно затрубили во множество рогов. Из башни появился старик с белой бородой, уже одетый, как и его соплеменники, в козлиные шкуры.

Из землянок стали выходить мужчины, вооруженные луками и дротиками. Ребятишки жались к матерям и испуганно глядели на непрошеных гостей. Ясно было по всему, что лошадей они видели не впервые, а вот людей, круглолицых, с приплюснутыми носами, с узким разрезом глаз, встречать не приходилось. Да и кметы с любопытством рассматривали народ, который назывался белоглазой чудью.

У старика действительно глаза казались совершенно белыми и производили впечатление незрячих.

Но глаза женщин были иными - голубыми и удивительно выразительными. Они были так хороши в сочетании с широкими скулами, маленьким ртом, что невольный возглас восхищения вырвался у молодого Авгула. Каракеш понял юношу и одобрительно кивнул головой. Помедлив, он протянул руку и разжал ладонь. Увидев на ней золотую пластину, белобородый старик повернулся и сказал что-то своим людям. Вздох облегчения прошел по их рядам. Люди почтительно поклонились пришельцам, но не низко, как своему ледяному идолу, а с достоинством, передавая друг другу слово «Пам».