Витязи морей

В 1802 году, то есть уже при Александре I, Ушаков был переведен на высшую командную должность в Балтийский флот, а через пять лет вышел в отставку по расстроенному здоровью.

Умер он в 1817 году, и последние годы жизни его были проведены, таким образом, вне службы родине, но навсегда остался в истории России и русского флота адмирал, не знавший поражений на море, как и на суше, строгий к подчиненным, но еще более строгий к самому себе, первый в бою, как первый и в мирном строительстве, вполне доверявший своим матросам и пользовавшийся их неизменным доверием, сделавший юный Черноморский флот полным господином Черного моря и прославивший русский флаг в чужих морях.

Немалой заслугой Ушакова является и то, что он воспитал достойного преемника себе в лице долгое время служившего под его начальством и применявшего впоследствии его приемы в войне и мире Дмитрия Николаевича Сенявина.

Крым, Алушта, 1940 г.

АДМИРАЛ Д. Н. СЕНЯВИН

Исторический очерк

I

 Дмитрий Николаевич Сенявин, уроженец Калужской губернии, происходил из морской семьи: моряки Сенявины были еще во флоте Петра Великого, так что фамилия эта не переводилась в русском флоте со времени его основания. Отец адмирала Сенявина был морским офицером; двоюродный брат отца, Алексей Сенявин, был адмиралом, и при его помощи десятилетний Митя в 1773 году был определен в Морской корпус — весьма жуткое учебное заведение, как это видно из воспоминаний его бывших питомцев.

Очень живописно рассказывает о себе сам Сенявин.

«Батюшка отвез меня в корпус, прямо к майору Г-ву; они скоро познакомились и скоро подгуляли. Тогда было время такое, без хмельного ничего не делалось. Распрощавшись меж собою, батюшка сел в сани, я поцеловал его руку; он перекрестил меня и, сказав: «Прости, Митюха, спущен корабль на воду, отдан богу на руки, — пошел!» — вмиг с глаз скрылся».

Единственным педагогическим приемом в корпусе было жестокое сечение розгами, и маленький Митя скоро испытал на себе, что такое математика и навигация и прочие морские науки: чуть ли не ежедневно его секли.

Немудрено было возненавидеть корпус. Экзекуции кадет Сенявин научился переносить стоически, но в науках решил не двигаться ни на шаг, чтобы быть поскорее исключенным из корпуса.

Отец, сдав сынишку «богу на руки», о нем больше не заботился, и только брат отца, капитан 1 ранга, служивший в Кронштадте, узнав, что его племянник уже три года сидит в одном классе и на самом худом счету у начальства корпуса, решил применить к нему свои меры воздействия. Он привез его к себе, долго и прилежно уговаривал его не срамить фамилии Сенявиных, взяться как следует за науки, но закончил он свои наставления так же точно, как в корпусе: позвал людей и высек племянника так старательно, как его и майор Г-в не сек!

Это был поворотный момент в биографии Дмитрия Николаевича. «Возвратясь в корпус, — пишет он, — я призадумался. Уже и резвость на ум не идет. Пришел в классы, выучил скоро мои уроки. Память я имел хорошую, и, прибавив к тому прилежание, дело пошло изрядно. В самое то время возвратился из похода старший мой брат, часто рассказывал в шабашное время красоты корабля и все прелести морской службы. Это сильно подействовало на меня, я принялся учиться вправду и, не с большим в три года, кончил науки и в 1777 году, в ноябре, произведен в гардемарины».

Из всего этого видно, что учился Сенявин «чему-нибудь и как-нибудь». Три года потом он плавал гардемарином, наконец выдержал офицерский экзамен и произведен в мичманы и в этом чине был записан на корабль, который отправлялся в числе других в заграничное плавание — в Лиссабон.

Это был первый большой иностранный город, в котором восемнадцатилетний мичман Сенявин провел очень веселую зиму, попадая почти каждый день «с корабля на бал». Этот город подарил ему и первую любовь к какой-то весьма юной англичанке, но не мешает отметить и то, что этот же Лиссабон сыграл роковую роль в карьере Сенявина лет тридцать спустя, о чем будет сказано ниже.

Возвратясь из плавания, Сенявин был назначен в Азовский флот, и вот только теперь, проездом из Кронштадта в Крым, завернул он по пути в свое родное село Комлево, к матери, которую не видал девять лет.

Покинув ее мальчиком, он явился к ней высоким стройным голубоглазым юношей с густым румянцем на щеках, с веселой улыбкой, почти не сходившей с его губ. На красивого мичмана заглядывались уездные девицы. Естественно было и матери предсказать ему, что он будет со временем в больших чинах; притом же отыскалась и подходящая примета, а именно: сын спал непременно на спине — так привык — и подложив обе руки под голову. Поза важная, что и говорить, и в данном случае примета за себя постояла: Дмитрий Сенявин дослужился до предельного морского дина.