Виткевич. Бунтарь. Солдат империи

Однако после столь бодрого начала афганская миссия забуксовала. За месяц у Гуссейна Али состоялась лишь одна рабочая встреча в Министерстве иностранных дел (по выражению Родофиникина, «конференция»), в ходе которой он изложил задачи и цели своего визита, но не получил каких-либо определенных заверений и обещаний.

Логично было предположить, что афганского посланника отправят обратно в Кабул с ответом государя императора. Но каково содержание ответа? И кто выступит в роли сопровождающего? Ясно, что кандидатура Виткевича должна была рассматриваться одной из первых, однако твердой гарантии на этот счет никто дать не мог. Так что приходилось ждать, и ожидание затягивалось.

13 июля Родофиникин информировал Перовского: «Посланец афганский благополучно прибыл… представил свою грамоту, и теперь в ожидании дальнейших распоряжений продолжает сохранять свое инкогнито и живет один в трактире под видом азиатца, приехавшего по делам торговым и уже имеет от нас одну конференцию, но решительного ничего ему не объявлено»[239].

Минул июль, начался август… Неясность перспектив угнетала, и кроме как с Далем, поделиться своими переживаниями Виткевичу было не с кем. «Уже целый месяц, как я в Петербурге, – писал он 2 августа, – а ещё о возвращении ничего не слышно; через несколько дней я постоянно посещаю Азиатский Департамент, но доселе ни одного слова о деле не слышал. Так что каждый день приходится спросить себя, для чего я здесь?»[240].

Весточки, которыми обменивались друзья, являлись для Яна ощутимой моральной поддержкой. Он сравнивал себя с «путником в пустыне Аравийской, утомлённым жаждою и зноем», на которого письма из Оренбурга оказывают спасительное воздействие. «… Письмо Ваше сделало мне истиннейшее удовольствие, я жаждал известий из Оренбурга об наших делах в степи, хивинцах и житье-бытье тех, которые меня интересуют»[241]

.

Ян признавался, что его изводит неопределенность, но упоминал об этом иносказательно. «Одно меня заставляет несколько кручиниться. Это женитьба моя без ведома и согласия моего, но как подумаю поплотнее, то и видно, что как женили, так и разведут – по крайней мере я совершенно покоен и уверен, что не подал малейшего повода к мельчайшему из предлогов»[242].

Под женитьбой подразумевались не матримониальные узы (Виткевич никогда не вступал в брак), а поручение сопровождать и опекать Гуссейна Али. Но почему «без ведома и согласия»? Ведь все остальные факты и свидетельства говорят о том, что молодой офицер не чурался перемен, стремился к приключениям, и пребывание в столице, пусть, не лишенное недостатков, в целом воспринималось им как занимательное, полезное, могущее стать отправной точкой для нового витка карьеры. И потом, он же сам доставил посланца кабульского хана в Оренбург, никто не неволил. Еще в Бухаре легко можно было догадаться, что приезд Гуссейна Али будет иметь последствия, но Виткевич, тем не менее, помог афганцу. Наверняка не только по доброте душевной, а придя к выводу о полезности его миссии.

В Петербурге он нервничал из-за длительного ожидания и отсутствия четких перспектив, что вполне объяснимо, но какие могли быть поводы для настоящего волнения? Даже если бы афганский сюжет завершился ничем, то и в этом случае сопровождение Гуссейна Али было бы занесено в послужной список Виткевича как выполнение важного и секретного поручения и благотворно сказалось бы на его будущности.

Допустим, что общаясь с другом, Виткевич позволял себе слегка пококетничать. Мол, жил себе спокойно, не тужил, выезжал в Степь, гонялся за разбойниками, наведывался в Бухару, все привычно, как бы по-домашнему, а тут на тебе – отряжают в столицу, да еще с секретной миссией! Ну, как тут не побрюзжать, скрывая свои настоящие чувства и честолюбивые помыслы. Особенно в условиях, когда затормозилось принятие судьбоносного решения.

На настроении сказывалась и петербургская погода. «В продолжение месяца едва три или четыре ясных дня имели мы здесь, дожди и холода не хуже наших». Ян занемог, что подействовало на него удручающе. «Здоровье моё совершенно отказывается служить долее – какой-то Typhus

жёлчный, так взвеличал его доктор, который меня лечит, и совершенное расстройство желудка продержали меня в постели около недели, а уже 10 дней как из комнаты ни на шаг не выпущают. Я не видел даже великолепного фейерверка, который давала вчера Гвардия в Красном Селе, и от которого Гуссейн помешался»[243].

Да, Гуссейн Али ожиданием не тяготился и на судьбу не жаловался. Это Виткевич сетовал на то, что «кроме первой аудиенции Гуссейна в Департаменте, о коей я донёс рапортом Его Превосходительству Василию Алексеевичу, его более никуда не требовали»[244]. А афганец не без удовольствия проводил время в столичном, европейском городе, полном соблазнов и развлечений. Это не Кабул, не Тегеран, когда он еще окажется в таком месте!