Виткевич. Бунтарь. Солдат империи

Он упрекал Симонича в слишком непримиримом отношении к англичанами, вызванном присущим ему «бонапартизмом». «Симонич был ярый бонапартист, такой ярый, каких я редко видел, и он в высшей степени разделял все предубеждения и личную ненависть знаменитого пленника, жившего на острове Св. Елены, – то есть, другими словами, от всей души ненавидел англичан»[258].

Кроме того, на политическом поведении Симонича сказывалась острая неприязнь, которую он испытывал к Макнилу, назначенному в 1836 году главой британской миссии в Тегеране. Впрочем, не исключено, что эта неприязнь во многом возникла в результате того чувства, которое испытывал к русскому дипломату сам Макнил. Этот персонаж нашего повествования, как и Симонич, сыграл заметную роль в русско-персидско-афганско-британской интриге и самым ощутимым образом повлиял на ее развязку.

Получив в Великобритании медицинское образование, Макнил соблазнился высокими зарплатами в Индии и завербовался туда врачом кавалерийского полка. В 1821 году отправился в Тегеран в британскую миссию в том же качестве и провел там с перерывами около 14 лет. За это время зарекомендовал себя недурным эскулапом, а еще способным дипломатом, умевшим устанавливать полезные связи. После русско-персидской войны, когда в стране вспыхнула чума, он врачевал старшую жену Фатх Али-шаха, вылечил ее, чем заслужил благодарность и расположение правителя. Они нередко ужинали втроем, доверительно беседовали, что позитивно сказывалось на содержании телеграмм, отправлявшихся из миссии в Лондон и Калькутту (где находился офис генерал-губернатора Индии) и продвижении британских интересов в Персии.

Подпоручик В. С. Толстой (в прошлом – декабрист, отданный в солдаты) в сентябре 1838 года по распоряжению командования опекал Макнила, когда тот, покинув Персию, возвращался на родину через Кавказ. Толстой пришел к выводу, что Макнил был «самым влиятельным лицом в Персии»[259]

. Понятно, что в основе такого лестного мнения лежали рассказы самого посланника, но, по всей видимости, это влияние относилось к концу 1820-х – началу 1830-х годов.

Когда же врач-дипломат прибыл в Тегеран в роли посланника, ситуация в корне изменилась, и в ходе конкуренции с Симоничем он шаг за шагом уступал свои позиции. Фатх Али-шах ушел в мир иной, его сменил молодой Мохаммад-шах, утвердившийся у власти не без помощи Симонича и ориентировавшийся на Россию. Тем не менее, многие связи у главы британской миссии сохранились, и на местной политической сцене он оставался важной фигурой. Браламберг признавал, что Макнил знал «в совершенстве язык и обычаи страны» и имел «большие связи в персидских верхах благодаря своим врачебным познаниям»[260].

Симонич считал Макнила выскочкой и никудышным дипломатом, что, в общем, несправедливо – тот в поте лица своего нарабатывал навыки дипломатической деятельности и справлялся с ней совсем неплохо. Его высоко ценили Пальмерстон, генерал-губернаторы Индии Уильям Бентинк и Окленд (сменил Бентинка в 1836 году). А Симоничу Макнил платил той же монетой: воспринимая его как своего непримиримого противника, он задался целью убрать русского посланника со своего поста. Это была не заурядная неприязнь, а чувство сильнейшей вражды. Вероятно, оно не угасло и после того, как англичанин добился своего, хотя незадолго до смещения Симонича ему самому пришлось распроститься со своей должностью. По словам Толстого, «граф Симонич не выходил из памяти этих англичан, из чего легко было заключить, что он им порядочно подсолил и что их чем-нибудь да поддел»[261]

.

С доказательствами этого мы еще познакомимся.

Свое отношение к Симоничу Макнил переносил на Россию. Хотя оно и без того было достаточно скверным (как у всякого «нормального» англичанина), идиосинкразия – в данном случае этот термин представляется нам уместным – к русскому дипломату многократно усиливала нелюбовь к извечной континентальной сопернице Великобритании. В результате своеобразной персонификации, когда образ Симонича сливался с образом России, Макнил безудержно клеймил ее и изображал как самую ужасную угрозу британским владениям. В 1836 году он издал в Лондоне памфлет «Продвижение и существующее положение России на Востоке»[262]

, в котором не жалел выражений для характеристики русского экспансионизма. Его считали убежденным русофобом даже на фоне других антироссийски настроенных британских дипломатов и политических деятелей[263].

Главы дипломатических миссий в Тегеране сошлись в ожесточенной политической схватке, в результате которой оба лишились своих постов, правда, с различными последствиями. Макнила в Лондоне обласкали и наградили, а Симонича ждала опала. Но в середине 1836 года, когда региональная интрига только разворачивалась, ее исход представлялся неясным.

Любопытно, что Дюгамель с большим сочувствием отзывался об английском посланнике, будто забывая, что тот ненавидел Россию, пожалуй, сильнее, чем Симонич ненавидел Великобританию. Причина в значительной степени коренилась в личных счетах русских посланников.