Виват, Романовы!

Марьфёдорна (сурово). Нет уж теперь. Поздно. Я тебе уступила место ради твоего отца, так тому и быть. Ты будешь императором. Это тебе наказанье за твоё поведение.

Александр (обиженно). Ради отца? Вы всё ради отца… хоть бы раз ради меня что-то сделали для разнообразия!

Марьфёдорна (гордо). Я дала тебе жизнь, этого недостаточно?

Александр опускает голову и вздыхает.

Марьфёдорна (ходит по комнате). Значит, так. Ты – император. Но будешь делать то, что я тебе скажу. От имени твоего отца… я буду следовать лишь его священной воле!

Александр (потирая ушибленное плечо). Я думал, вы плакать будете, и всё такое…

Марьфёдорна. Всё, отплакала уже своё! Надо дела делать. (Энергично.) Значит, так! Прежде всего… Убери Елизавету Алексеевну!

Александр (удивлённо). Куда же я её уберу, матушка? Она же моя жена… она императрицей будет.

Марьфёдорна. Я – императрица! И я твоя мать! Мать важнее жены! Знаешь, почему? Я дала тебе жизнь! А что дала тебе Елизавета Алексеевна?

Александр. Ах да… Ну, она… беременна ещё… вроде как. Совсем за этой суматохой забыл вам сказать.

Марьфёдорна (задумчиво). Ладно… Я проявлю милосердие. Пусть она будет императрицей. Но ты запретишь ей появляться при дворе чаще, чем раз в неделю. И она не будет принимать участия в государственных делах! В конце концов, пусть вон ребёнком занимается.

Александр:(вздыхая). Ладно, хорошо.

Марьфёдорна. Второе. Нам надо подумать, как наказать преступников!

Александр.

Ах, это будет трудно… Ведь мы уже объявили, что отец скончался от естественных причин. Как же можно тогда судить за убийство?

Марьфёдорна. Ничего. Раз такое дело… Раз они так хотели, значит, мы будем судить их без суда и следствия. А как? Это я придумаю!

Александр вздыхает.

Сцена 62

День. Слуги разбирают развалы Михайловского замка. А граф Пален в своём кабинете проводит независимое расследование таинственного ночного происшествия.

Кабинет Палена. Пален, перебинтованный, сидит за столом, рядом стоит стакан водки и огурец. Перед ним шеренга из предполагаемых заговорщиков.

Пален (держась за голову). Итак… Рассказывайте, что было! Как умер император? Беннинсен! Ты первый.

Беннинсен (делает шаг вперёд, говорит по-немецки). Стало быть, встретились мы с Платоном Александровичем, идём по лестнице в покои императора…

Пален (перебивая его). Стоп! С каким ещё Платоном Александровичем? Он же всё проспал и в убийстве не участвовал!

Беннинсен (обиженно). Как это не участвовал! Очень даже участвовал… Идём мы, значит, с Платоном Александровичем по лестнице. А он, между прочим, пьяный был…

Пален (фыркая). Тоже мне… удивили! Кто его трезвым когда видел?

Беннинсен. Так, стало быть, идём мы, а Платон Александрович всё говорит, как ему страшно, и как ему надо отойти по нужде, а я ему говорю, что вот, мол, вы нас сюда привели, а теперь сбежать хотите?

Пален (кивает). Действительно, типичный Платон Александрович…

Беннинсен. Подходим к покоям императора – там уже все наши собрались. Решили, что Платон Александрович первый войдёт, всё же он с императором на короткой ноге… он, конечно, идти не хотел. Говорит, мол, позднее время, император почивает, будет гневаться… давайте лучше утром пораньше. (Пален зевает.) Но нам до утра ждать неохота было. Мы и уговорили его войти. Иди, мол, подпиши у императора отречение… Сами стоим, ждём. Ну а потом возвращается он, и говорит, что император подписывать отказался.

Пален. И? Дальше что?

Беннинсен (пожимая плечами

). Что, что? Так ничего. Он отказался. Я спать и пошёл. Моё дело маленькое…

Пален (хватаясь за голову). А остальные что, тоже спать пошли?

Беннинсен. О том мне неведомо. Вы Платона Александровича спросите. Он всё видел и всё знает…

Пален. Ладно, толку от тебя… Давай, следующий!

Следующий выходит из шеренги.

Пален. Ты был у императора?

Следующий. Был. Но я ненадолго зашёл. И ничего не видел.

Пален. Как это – не видел?

Следующий. Так темно было. Свет погасили. Я только слышал, что кричал кто-то… Ну а я что?.. Я с детства темноты боюсь… Я и ушёл.

Пален. Так! Кто-нибудь видел что-то по делу? Как умер император? Кто присутствовал лично при этом?!

Один поднимает руку. Выходит.