Виза на смерть

– Ну да. Ты же у нас сноб – телевизор не смотришь. «Что я несу? – ужаснулась Татуся. – Какой сноб? Какой телевизор? Она умрет, если этот ужас не кончится в ближайшее время. Ее пригласят на запись в лучшем случае через две недели – значит, впереди две недели надежды, а пока человек надеется, он живет. А потом… потом будет видно».

– Я сегодня же позвоню и договорюсь. Кофейку сварить?

– Нет. Позвони сейчас.

– Сейчас она еще не пришла.

– Позвони на мобильный.

– Женька, не дергайся. Ее мобильного у меня нет. И потом, я сказала, что устрою твое участие в передаче? Значит, устрою. Да, кстати, я совсем забыла – пока ты спала, звонил твой отец.

Женя пошарила рукой под пледом и нахмурилась.

– Ты взяла мой сотовый? Зачем?

– Я хотела, чтоб ты спокойно поспала, и отнесла его на кухню.

– Напрасно… А если бы?..

– Не волнуйся. Я глаз с него не спускала.

– Но ведь ты видела, что звонит отец! Не надо было подходить.

– Женька, ты же не можешь заставить их мучаться неизвестностью!

– Не говори ерунду. Он прекрасно знает, что со мной все в порядке. – Она усмехнулась. – Я послала им SMS. Ладно, Бог с ними… Чего он хочет?

Татуся села рядом с ней.

– Женька, я должна тебе сказать, что ты напрасно с ним так… Оказывается, он вовсе не вызывал милицию.

– А-а… Она сама пришла. По зову сердца.

– Представь себе, сама! Они позвонили твоему отцу и попросили о встрече, чтобы выяснить какие-то подробности, связанные с убийством твоего брата.

– Он лжет. Зачем им подробности? Прошло больше трех лет…

– Тем не менее. Они как-то связывают это с убийством Сапрыкина.

– Чушь какая! Я не верю ни одному его слову. И ты не веришь. Потому что таких совпадений не бывает. А он просто не смог придумать ничего лучше.

– Женька, я не знаю… может, ты и права, но он в ужасном состоянии…

Женя вскочила с дивана и чуть не упала, запутавшись в пледе.

– А я? А Машка? Что с ней? Где она? И ты смеешь говорить мне об отце, который все это устроил?

– Почему ты думаешь, что это он?

– Я же тебе объясняла – отец вызвал ментов, хотя я просила его этого не делать. И этот гад их заметил.

– С чего ты это взяла?

– Уже не говоря о том, – продолжала Женя, – что я должна была выйти из дому в десять вечера, а из-за прихода ментов совершенно потеряла голову и выскочила в девять. И он это тоже видел.

– Повторяю – откуда ты знаешь?

– Да потому что он оставил мне диктофон с записью: «Условия сделки надо выполнять»! Откуда я знаю – может, он караулил во дворе?

– Милиционеры же были в штатском!

– Не смеши.

– И потом, тебе не кажется, что раз у него была запись Машиного плача, значит, он и не собирался возвращать ее?

– Неправда! – Женин голос задрожал. – Он предупредил меня про теплые вещи. И потом, у него было больше двух часов – он вполне мог успеть.

Татуся покачала головой и осторожно сказала:

– Мне кажется, ты ошибаешься. Я, конечно, все понимаю, но…

– Что? – зло переспросила Женя, прищурив глаза, и, не дослушав, выбежала в коридор и заперлась в ванной.

«Как она сказала? “Я все понимаю?” Разве может она понимать? Разве еелишили способности дышать? Разве ее жизнь кончилась, потеряла смысл? Это кончилась моя

… потому что она кончилась, кончилась, кончилась…»

Вначале ей казалось, что все это происходит не с ней, что это сон, кошмар, который рассеется сразу, как только она откроет глаза и рядом окажется Машка – ее ручки, смешные пальчики на ногах, теплая головка, пахнущая карамелью, шелковистые волосики, животик, перевязочки, родинка на попке… Женя вспомнила, как Маша спала, держа во рту большой пальчик, так как с самого рождения не признавала соску… Как каждый раз перед сном, когда Женя гасила свет в ее комнате, она спрашивала: «Тут никакого страшного нет?..» Вспомнила ее смешные словечки и не по-детски серьезный взгляд… Неужели этого никогда больше не будет в ее жизни?.. И если так, то, конечно, все кончилось, и совершенно неважно, сколько ей осталось – несколько дней, недель или даже лет. Это уже не имеет значения, потому что каждое из оставшихся ей мгновений жизни будет мукой, которая рано или поздно ее убьет.

Она вспомнила родителей, и от жалости у нее заныло сердце. Старые, беспомощные, одинокие… Одинокие, потому что она, Женя, никогда не сможет простить…

– Женька, открой!

Женя ополоснула лицо холодной водой и открыла дверь.

– Ты не должна… слышишь? – сказала Татуся и посмотрела ей в глаза. – Ты не должна раскисать. Ты выла сегодня всю ночь, я слышала… Ты сойдешь с ума, если не возьмешь себя в руки.

– Да. Все. Взяла. Прости. – Женя вытерла лицо и повесила полотенце. – Только никогда больше не говори мне об отце. Я, конечно, вернусь к ним, потому что они старые и больные, а я не зверь и не брошу их. Но никогда не говори мне о нем. Потому что это он виноват в том, что произошло. Вот только дай мне пробыть у тебя еще немного… Ничего?

– Господи, Женька, о чем ты! Живи хоть всю жизнь. На следующей неделе пойдем с тобой на передачу, и я уверена…

Женя дернула ртом.

– Ладно, Татка, свари лучше кофе…

Когда они сидели на кухне, Татуся спросила:

– Так о чем ты говорила с этим капитаном, как его?..