Византия

Тем временем выпивавшие в таверне дворяне из свиты графа Гильома скучковались рядом, внимательно слушая наш разговор, который один из них, владевший немецким, переводил остальным. На нас они смотрели с явной симпатией, а на венгерских аристократов весьма недружелюбно. Видя, что превосходство сил не на их стороне, граф Дьюла обвёл всех презрительным взглядом, его приятель Золтан плюнул на пол, и оба, произнося какие-то экспрессивные фразы на мадьярском, явно ругательные, покинули таверну.

— Вы достойно держались, благородные шевалье! — одобрительно заметил переводчик, имя которого я не помнил. — Надеюсь, завтра вы рассчитаетесь за оскорбление с этими нахальными гуннами. Мы будем желать вам победы на арене!

Вот только этого нам не хватало — косплеить гладиаторов на глазах у воинства крестоносцев. Или это больше похоже на ордалии?[7] Но вслух я выразил благородным рыцарям благодарность за поддержку, а затем увёл Роланда в мою комнату, чтобы с глазу на глаз поговорить о делах наших скорбных.

— Что обо всём этом думаешь? — поинтересовался я, глядя на моего преисполненного энтузиазма друга.

— А что тут думать? — Роланд махнул рукой. — Приревновали к Элизе и Марго, твари! Ну, пусть только доживут до завтра! Мы их порубим, как овощи для «Имперского супа»!

— Самоуверенность — опасная штука, дружище, и многих доводила до беды.

Я попытался настроить Роланда на серьёзный лад,

— Эти двое — здоровые лбы и, судя по мозолям на руках, оружие держать умеют. А мы — не в самой лучшей форме. Уж больно наши прекрасные дамы нас измочалили с самого Эстергома.

— Это да, конечно, девчонки много сил вытянули, — признал очевидное Роланд. — И что же делать?

— Прежде всего: до поединка — никаких девок! Отдыхать и отсыпаться. Хотя этого будет недостаточно.

Покопавшись в вещах, я нашёл заказанную в Ваце серебряную ёмкость, похожую на трёхлитровую банку из прежней жизни, но с более широкой завинчивающейся крышкой. В ней я ещё с того времени настаивал корень женьшеня, из тех, что нашлись в обозе Барзаги. Налив настой в две кружки, я выпил одну сам, другую протянул Роланду. Мой друг, взяв кружку, с интересом принюхался.

— Что это?

— Настойка корня жизни. Покойный Барзаги рассказывал, что он растёт далеко на Востоке, в Китае, лечит от множества болезней и придаёт сил. Святой Януарий подтвердил это. Пей.

Выудив ложкой из настоя в банке четыре кусочка корня, я стал жевать один из них. Роланд, выпив настой, тоже начал жевать переданный ему корень.

— Ну и гадость!

— Зато полезная. Вот тебе ещё. Завтра выпьешь и съешь половину с утра, другую перед поединком. Будешь сильным и бодрым, как твой тёзка в Ронсевале.

Я протянул проглотившему разжёванный корень Роланду флягу, в которую через воронку перелил часть настоя, и оставшиеся два куска корня, завёрнутых в чистую тряпицу.

— Ему это не слишком помогло… А знаешь, Симон, — заметил Роланд, пряча в карманы флягу и тряпицу, и прислушиваясь к себе, — я и правда стал чувствовать себя бодрее. Усталость как рукой сняло, вроде как сил прибавилось, словно тогда, в Эстергоме, перед первой ночью с Элизой.

— Даже не вздумай! — я постарался говорить максимально серьёзно. — Драка завтра будет насмерть. До Святой Земли дожить хочешь? Да и Элиза твоя не дура, ей уже наверняка сообщили. Там внизу Юлишка с Ульрихом в уголке сидели, она уже, наверное, прибежала к своей госпоже с рассказом обо всём. Так что ничего тебе до поединка не светит.

— Ну ладно, — деланно огорчился Роланд. — Тогда я на судно, спать.

Вот ведь, думал я, глядя ему в спину, спать он пошёл! Если и спать, то не в одиночестве. Остаётся только надеяться, что Эржбет и правда не дура, и этой ночью ему не позволит тратить силы на любовные утехи.

В одиночестве я пробыл недолго, так как вскоре в таверну прибежала Маргит.

— Марго, как я рад тебя видеть! Не поверишь, как раз думал о тебе!

— Сегодня не дам! — решительно заявила Маргит. — И не проси! Подождёшь до завтрашнего вечера. Обещаю тебе сказочную ночь, когда ты разделаешься с этим противным Дьюлой Неметуйвари! Последнюю, к сожалению.

Она печально вздохнула.

— Это почему?

— Наш король и королева решили из Вуковара возвращаться в Эстергом.

Интересно, что Маргит, говоря о предстоящем поединке, сказала не «если», а «когда». Приятно, что девушка в меня верит.

— Да, жаль, что вы не сопровождаете нас до Святой Земли.

Я провёл рукой по груди и животу Маргит, затем спустился ниже, но тяжело задышавшая девушка оттолкнула мою руку. Похоже, и правда не даст. Хотя, ей явно хочется.

— Послушай, а что у тебя и Эржбет с этими Неметуйвари и Борши? — спросил я, разглядывая как всегда очаровательное личико Маргит. — Я бы ещё понял ревность. Но что-то непохоже, чтобы у этих двоих была к вам какая-то любовь. Кроме злобы я ничего не заметил.