Византия

Но наконец Роланд, отбившись от очередной атаки, решил взять инициативу в свои руки, и теперь уже его меч принялся охаживать щит соперника. Однако тот оказался хитрым: сделал вид, что отступает, а сам резко шагнул в сторону, пропуская Роланда мимо, и оказался за его спиной. У меня внутри всё сжалось в предчувствии беды, а уж когда Борши полоснул моего друга по спине, я подумал, что всё, кранты Роланду. Впрочем, «дощатый», как говорят сейчас на Руси, или, по-европейски, ламеллярный, а по-простому пластинчатый доспех и кольчуга под ним, вышедшие из мастерской Карла Хромого, оказались отменного качества! Недаром покойный барон фон Шарфенштейн собирался отвалить за них кучу денег, потраченных его племянничком на охмурение богатой и знатной невесты. Разрубить пластины и плотное плетение колец под ними, графу не удалось, хотя удар получился приличным — Роланд буквально пролетел несколько метров, просто чудом сумев удержаться на ногах. Упади он — и поединок можно было бы считать законченным. Народ на трибунах оживился, многие даже повскакивали с мест, тем, кто расположился сзади них, тоже приходилось вставать, чтобы увидеть происходящее на арене.

Роланд тем временем морщился, похоже, ощущения были не самые приятные, но ни щит, ни меч из рук не выпустил. Тем более что граф явно намеревался воспользоваться моментом и добить оглушённого соперника.

И вот тут Роланд меня не только удивил, но и восхитил. Может, ему и помогли мои слова о том, чтобы он вспомнил уроки шевалье Бремонта, но как раз приём из его арсенала он и использовал. А именно отбросил щит, кувыркнулся вперёд, и из нижнего положения нанёс удар лезвием по опорной ноге противника.

Та, правда, тоже была прикрыта кольчужным чулком, и перерубить металлические кольца не получилось. Но и без того всё сладилось, потому что Борши с криком повалился на опилки и дальше, стеная и обхватив ладонями колено, словно это могло уменьшить боль. Роланд, с оказавшимся сдвинутым на затылок и удерживаемым ремешком шлемом, что придавало ему залихватский вид, с красным, пылающим лицом стоял над поверженным противником и, похоже, раздумывал, что ему с ним теперь делать — добить или сохранить жизнь. Я живо представил гладиаторскую арену Древнего Рима, где укутанные в белоснежные тоги зрители поднятым или опущенным большим пальцем решали судьбу раненого. А в эпоху средневековья публика просто ограничилась криками. Насколько я понимаю латынь (а именно на этом языке в основном выражали свои мысли собравшиеся), часть зрителей требовала добить искалеченного графа, а другая часть просила его пощадить.

Роланд так и стоял бы столбом, не зная, что предпринять, но тут случилось непредвиденное. На арену вдруг выскочил Дьюла Неметуйвари и кинулся к Роланду, занося меч для удара с явным намерением размозжить ему голову. Думаю, и шлем не сильно помог бы против такого удара, потому что граф был на полголовы выше Роланда и шире в плечах, прорубил бы железо только так. И Роланд, несмотря на то, что увидел несущегося на него Неметуйвари, явно оказался в ступоре, даже не удосужившись не то что заслониться щитом (тем паче тот всё ещё валялся на опилках), но хотя бы отпрыгнуть в сторону. И я не успевал прийти другу на помощь, а мой крик: «Роланд, очнись!» просто потонул в рёве толпы.

И в тот миг, как я уже мысленно попрощался со своим другом, жить которому оставалось считанные секунды, Неметуйвари вдруг споткнулся и едва не растянулся на посыпанной опилками земле. Это, наверное, судьба — он споткнулся о брошенный Роландом щит. И эта неуклюжесть нападавшего наконец-то вывела Роланда из ступора. Он подхватил щит всё ещё катавшегося по опилкам Борши, закрываясь им от атаки вновь готового нанести удар Неметуйвари.

На арену тем временем уже, что-то крича и размахивая руками, выскочил распорядитель дуэльного турнира, но к бойцам приблизиться всё же опасался. А вот я, имея при себе щит в левой и меч в правой руке, не раздумывал ни секунды.

— Эй, urod! — окликнул я графа во всю мощь своих лёгких.

Тот повернулся ко мне, лицо его было перекошено гримасой злобы. Зрители тут же притихли, всем было интересно, чем закончится наш диалог. Или монолог, так как мой соперник всё ещё молчал, раздувая ноздри.

— Ты же вроде собирался драться со мной, нет? Или тебе твой дружок так дорог, что ты решил нарушить каноны рыцарского поединка? Уж не любовничек ли он твой, что ты так за него переживаешь?

Говорил я это на латыни, которую за время нашего путешествия по Дунаю, стараниями Вима кое-как подучил с грехом пополам. Во всяком случае, мой противник меня явно понимал. Как и зрители на трибунах, откуда послышались смешки. А вот Неметуйвари было не до смеха. На лице его, и без того красном, казалось, сейчас просто лопнет кожа, как на переспелом помидоре. Того и гляди графа хватит апоплексический удар.

— Ну да это ваши дела, — продолжал издеваться я, — а пока предлагаю тебе отведать клинка, выкованного лучшим мастеров Оверни Тибо Форжероном.

— Ах ты ублюдок! — наконец прорычал он, причём тоже на латыни. — Сейчас ты умрёшь!