Византия

Император имел, однако, одного убежденного сторонника среди придворных в лице Василия Лакапина, сменившего свергнутого Врингу на должности «паракимомена», главы правительства. Лакапин и его окружение, несомненно, разделяли отношение константинопольцев к Македонской династии, но они понимали значение военных побед Никифора и осознавали, что его несомненным достоинством было отсутствие наследника. Его единственный сын умер несколько лет назад, когда был случайно поражен копьем во время воинских упражнений. Теперь же императору было под 60, и казалось маловероятным, что в браке с Феофано у него может родиться ребенок, – он едва ли мог попытаться сменить Македонскую династию своей собственной. Так что сложившееся на тот момент положение дел устраивало все стороны.

Однако же за пределами дворца и на улицах Константинополя императора-воина люто ненавидели за то, что он ставил нужды своего войска выше нужд всех остальных подданных. Когда в 963 году он вошел в Константинополь, чтобы стать императором, многие солдаты воспользовались этой возможностью, чтобы ограбить дома горожан, и богатых и бедных. Новый император даже не пытался пресечь это или наказать грабителей, мимоходом заметив: «Неудивительно, что при таком множестве людей некоторые своевольничают». Чтобы снабжать свои все возрастающие в численности войска и платить им, Никифор реквизировал продовольствие, когда в этом возникала нужда, и ввел новые налоги. Он даже прибег к манипуляциям при чеканке золотых монет. Несколько веков эталонной византийской золотой монетой была номисма весом 4,55 грамма. Теперь же в обращение ввели новую, более легкую монету, тетартерон. Никифор постановил, чтобы подати вносились номисмами, а сама казна рассчитывалась тетартеронами. Так он получал чистую прибыль в золоте на каждой операции.

Непостоянные жители Константинополя вскоре проявили свои чувства. В один из приездов императора в столицу, когда он ехал верхом по улицам, толпа осмеяла его и забросала грязью и камнями. Две женщины, мать и дочь, забрались на крышу своего дома и стали бросать в Никифора камни. Никифор, однако, продолжал, несмотря ни на что, ехать, не глядя ни налево, ни направо, и с наступлением темноты беспорядки улеглись. Но оскорбление не осталось безнаказанным. Кто-то запомнил дом, в котором жили две женщины. На следующий день их схватили, вывезли за город и сожгли. При всей своей невозмутимости Никифор был обеспокоен. Он приказал возвести вокруг Большого дворца мощные стены, возможно памятуя о том, как народный протест помог свергнуть Лакапина в 945 году. Но отделенный от народа стеной, Никифор все же сохранял дружелюбие и мог принять шутку. Однажды к нему подошел седой старик, который хотел завербоваться в стратиоты – солдаты. Никифор сказал ему, что он слишком стар, чтобы служить. «Нет, сейчас я стал значительно сильнее, чем прежде, когда был юношей! – возразил старик. – Раньше купленный на номисму хлеб я возил, нагрузив его на осла, а в твое царствование хлеб на две номисмы я, не ощущая тяжести, могу носить на плечах». Это был намек на ведущую к инфляции политику Никифора, но, к его чести, император оценил остроту.

По иронии судьбы в конце концов Никифор пал жертвой не константинопольской толпы, а представителей его собственного класса. Военачальники в Малой Азии ожидали, что, взойдя на престол, новый император отменит законы, мешающие им приобретать земельную собственность. Никифор благоволил к ним, но законы оставил. Ведь теперь, когда он благополучно воцарился на престоле, не в его интересах было поощрять обогащение потенциальных соперников. И когда созрел заговор, во главе его оказался бывший верный помощник Никифора, его племянник Иоанн Цимисхий, который сопровождал императора во многих его походах и был потомком прославленного Иоанна Куркуаса. Как и его дядя, Цимисхий был маленького роста, но имел репутацию человека храброго до опрометчивости: несколько раз он в одиночку вступал в бой со множеством противников. Осенью 969 года Цимисхий получил сообщение, призывающее его в Константинополь. Оно было от Никифора, но послал его император по наущению своей жены, которая убедила мужа в том, что недавно овдовевшему Цимисхию необходимо найти подходящую жену. Приехав, Цимисхий обнаружил, что Феофано имела на уме нечто иное. Она стала просить его избавить ее от грубого и чрезмерно набожного мужа и занять его место в качестве императора. Цимисхий охотно согласился, поскольку у него в душе таились свои обиды, и таким образом заговор был составлен.