Византийские очерки. Труды российских ученых к XXIV Международному Конгрессу византинистов

Первое различие производно от самих форм организации власти в метрополиях. Если консолидированный венецианский патрициат опирался на государственные формы поддержки колонизации, и, в частности, на мощный флот талей «линии»[222], руководствуясь нормативным регулированием всех политических инициатив и переговоров Сенатом и другими высшими ассамблеями, то Генуэзская Республика, где политическая власть была слаба и раздираема фракционными противоречиями, опиралась на инициативу семейных кланов, alberghi, на юридические и финансовые механизмы

[223]. Генуя создавала автономные фактории, управление которыми осуществлялось на основе статутов, согласованных с законодательством метрополии. Кроме того, финансовые институты, а с XV в. – знаменитый Банк св. Георгия играли первостепенную консолидирующую роль. Отсюда и проистекает стремление Венеции укрепиться в немногих, но стабильных центрах, терминалах торговли. Связь с последними осуществлялась при помощи караванов судов, регулярная навигация которых регламентировалось республикой св. Марка. Сами поселения, будь то Тана, или Трапезунд, или даже константинопольские кварталы, выполняли функции торговых представительств, контор, не требовавших присутствия значительного числа самих венецианских граждан. Но для стабильного функционирования этой торговой сети была нужна своеобразная цепь – catena veneziana, протянутая от Адриатики до устья Дона, с опорой на владения в Эгеиде. В случае конфликтов Республика действовала централизованно, но медленно и осмотрительно, собирая в кулак свои силы, оснащая и финансируя эскадры кораблей. Венеция проявляла большее безразличие к территориальному освоению полученных в концессию кварталов, и допускала формальное подчинение местным властям (при сохранении внутренней автономности), как это было в случае с Таной[224]

или Трапезундом[225].

Генуэзцы действовали несколько иначе. Изначально, опираясь на частную инициативу, они устраивали небольшие поселения на подконтрольных Орде территориях, заключали сначала частные, а потом и межгосударственные договоры с местными правителями и с самими ханами, а укоренившись и получив привилегии (включая, конечно же, налоговые), они постепенно переходили к колонизации территориальной, как это было в Причерноморье, прежде всего – в Крыму. Они создавали основной форпост (сначала таковым являлась Пера/Галата, а затем – Каффа) и, опираясь на него – тонкой полосой постепенно распространяли сеть своих опорных пунктов, якорных стоянок вдоль всего побережья Черного моря. И это был не только Крым, с опорными пунктами от Воспоро (Керчи) до Чембало (Балаклавы), но и Севастополь (Сухуми), Трапезунд, Килия и Ликостомо, Монкастро (Белгород Днестровский) и т. д. От внедрения в городских центрах Крыма генуэзцы перешли со второй половины XIV в. к овладению сельской периферией, так называемыми казалиями. Не Генуя, но Каффа была регулятором этого процесса, однако она согласовывала и координировала свои действия с волей и устремлениями всего патрициата лигурийской метрополии, вовлекая в процессы колонизации все большее число людей из Лигурии, Ломбардии и других окрестных областей Италии и принимая волны переселенцев из Анатолии и Ближнего Востока (армян, греков, сирийцев и др.)[226].

Разумеется, процессы колонизации не были бесконфликтными. Не раз и не два фактории подвергались опасности разрушения и даже полностью уничтожались (как Тана в 1343, 1395, 1412, 1418 гг.), но вновь и вновь предпринимательская инициатива и политическая необходимость возрождали их к новой жизни, и лишь османское завоевание 1475 г. поставило окончательную точку в их истории.

Отношения колонистов с местным населением были непростыми. В любом из вариантов местное торговое население не вытеснялось, но превращалось в младших партнеров, не имевших сравнимых с купеческой верхушкой капиталов и не участвовавших в торговых ассоциациях типа комменды, но часто выполнявшей посреднические функции в операциях с восточными купцами[227]. Городские низы, как и везде, оказывались эксплуатируемой категорией и на их долю оставалось быть грузчиками-камалами, слугами, портовыми работниками, плотниками и т. д. Ни о каком равноправии в факториях местных жителей и имевших римское гражданство западноевропейцев, речи не было. Однако местные жители-христиане могли пользоваться защитой и покровительством властей фактории и обладать равными с итальянцами налоговыми привилегиями при уплате коммеркиев местным правителям, если они получали статус «белых» венецианцев или равный им.

У генуэзцев степень интегрированности местного населения была выше: из греков, армян, татар и иных этносов рекрутировались иррегулярные воинские отряды для охраны факторий и поддержания внутреннего порядка (оргузии, так называемые казаки и др.)