«Пока мы ехали, отношения между заключенными были какие-то странные. Даже я, не зная человека, никогда не буду ему свистеть, как собаке. Никаких там дружеских отношений. Я смотрел на них и не понимал, как вообще так можно жить. Издеваться над людьми, как можно? Зачем? Хуже, чем осужденные. Чему там можно научиться, как издеваться над людьми? Человеку дают небольшую власть. Могут побить, могут собак натравить. Они стали к солдатам относиться, как к заключенным».
В конце концов, заключенные все же были доставлены в колонию. Напоследок кое-кто из осужденных пожелал рядовому удачи. Сакалаускас, который последние двое суток был на ногах, только хмуро кивнул в ответ на пожелание удачи. Он уже понимал, что ему не дадут доехать до части живым.
Утром 23 февраля рядовые Джамалов и Манхуров попытались изнасиловать Сакалаускаса, но, по словам самого Артураса, у Джамалова случилось преждевременное семяизвержение, из-за чего они решили отложить изнасилование. К тому же в вагон зашел проводник, пошутил что-то по поводу литовца и предложил вернуться в купе, доиграть партию в карты. Проводник был не против происходящего, но настроение, так сказать, было испорчено. Напоследок двое парней макнули Артураса головой в унитаз и потребовали чистить нужник зубной щеткой до тех пор, пока они не вернуться и не закончат начатое.
Прямо перед Ленинградом меня разбудили и затащили в туалет и избили. Затем Манхуров держал меня, пока Джафаров пытался изнасиловать. Из-за стыда и унижения я потерял сознание. Из-за боли я пришел в себя. Манхуров обжигал мне ноги спичкой. Когда они уходили, они оба смеялись. Сказали: «скоро тебя все придут т…ть. Какая-то невообразимая волна поднялась внутри…»
Теперь пришло понимание. Ему не дадут доехать до Ленинграда живым. Его будут избивать и насиловать до тех пор, пока он не умрет. Когда дверь за солдатами закрылась, Артурас стащил с себя перепачканные спермой Джамалова кальсоны, выкинул их и переоделся. Он понимал, что через полчаса-час за ним снова придут, поэтому времени оставалось немного.
Можно было бы сбежать, но ближайшая остановка была только через несколько часов. Превозмогая боль, Артурас пошел навстречу собственной смерти, в спецвагон с караулом. Там в одном из купе сидели солдаты с проводником и играли в карты, а в другом купе спал прапорщик Пелипенко рядом с открытым нараспашку сейфом, в котором хранилось табельное оружие караула.
Рядовой достал пару пистолетов и несколько магазинов к ним. В этот момент прапорщик перевернулся на другой бок, но Артурас подумал, что тот проснулся и от страха выстрелил ему в голову, а потом пошел в купе, где играли в карты те, кто издевались над ним долгие месяцы. Он успел застрелить только нескольких человек, когда у него закончились патроны.
Терять было нечего. Сакалаускас вернулся к сейфу с оружием и перезарядил пистолеты. Вернулся он уже к запертому купе. Выжившие забаррикадировались там. По звукам Артурас понял, что один солдат залез на багажную полку, которая располагалась как раз под потолком. Сакалаускас начал стрелять на поражение. Когда закончились патроны, в вагоне уже никого в живых не было. Пелипенко попытался было остановить рядового, но и он получил свою пулю.
До ближайшей остановки оставалось чуть больше часа. Артурас стащил все трупы в одно купе, забросал их матрасами, вернулся к сейфу с оружием и забрал оттуда все оставшиеся пистолеты. Подумав, он переоделся в форму прапорщика, забрал его дипломат с вещами и деньгами, а оставшуюся часть времени провел в тамбуре.