Вкус вишнёвой лжи

— Не все же тебе сразу, — бурчу я. — Главное, рану обработали. Если гноя нет, значит, все куда лучше, чем я думаю. Ладно, поехали. Мне еще потом надо в аптеку и домой, лекарства отвести.

Стас кивает и протягивает мне запасной шлем — черный, словно тьма, и я решительно надеваю его, прячась от окружающего мира. Надев свой шлем, парень седлает байк, снимает его с подножки и заводит двигатель. Ждет, когда я, наконец, соизволю присоединиться к нему.

Поправив на плечах рюкзак, я неумело запрыгиваю на мотоцикл и осторожно обнимаю Стаса за талию. Ни разу не каталась на байках, но, думаю, в этом нет ничего страшного. Единственное, что меня напрягает, — это Стас, и мои руки на его теле. Даже не помню, когда в последний раз я была настолько близко к парню.

Мотоцикл ревет, будто дикий зверь и срывается с места. Мне приходится прижаться к Стасу, чтобы не свалиться с железного коня. Руки сильнее обнимают парня за талию — его спина такая крепкая и напряженная, словно сделана из камня, и мне вдруг становится невероятно спокойно, даже несмотря на то, что сердце разрывается из-за адреналина.

Мы мчимся по дороге, обгоняя автомобили, виляем между ними, оставляя позади недовольно-сигналящих нам водителей. Поток ветра набрасывается на нас будто течение непослушной реки, но я прячусь за спиной Стаса, поэтому практически не ощущаю его. Руки леденеют, пальцы перестают слушаться. И лишь рев двигателя сопровождает нашу поездку, будто преданное животное.

Наконец, мы добираемся до моего района и едем в сторону дома Кости. К этому моменту я уже перестаю чувствовать свое тело — оно будто задеревенело, стало твердым и неподвижным, как статуя.

Мотоцикл сбавляет скорость и сворачивает к жилым зданиям, вскоре окончательно останавливаясь. Стас глушит мотор, упирается ногой в землю и снимает свой шлем. Мне же требуется время, чтобы сообразить, что мы приехали.

С трудом оторвав руки от талии парня, я снимаю шлем и, облегченно вздохнув, слезаю с байка.

— Транспорт для самоубийц, — замечаю я, и Стас коротко смеется, разряжая обстановку.

Он забирает у меня шлем, спрыгивает со своего железного коня и кивает, чтобы я следовала за ним.

Обычный жилой квартал старых пятиэтажных домов, детская площадка, на которой резвятся и кричат какие-то школьники, припаркованные машины в стороне, с окон глазеют вышедшие на балкон покурить жильцы. Ничего интересного, в моем дворе точно такая же атмосфера.

Я догоняю парня и следую за ним в сторону подъезда. Домофон вырван и висит на парочке проводов, двери распахнуты. Лифта нет. Мы поднимается по лестнице на третий этаж, подходим к ближней двери и останавливаемся. Стас достает ключи, собираясь отпереть преграду, но, прежде чем сделать это, поворачивается ко мне.

— Только это… У него мать дома. Так что особо не кричи на счет ранения и все такое, — просит парень.

Киваю. Щелкает замок, и дверь открывается, впуская нас внутрь. В коридоре мы останавливаемся, чтобы разуться — здесь полутемно и пахнет жареной рыбой. Сбоку вешалка для курток, маленькая тумбочка у зеркала, разбросанная обувь на пороге. Напротив закрытая дверь, слева, очевидно, кухня, а справа еще парочка запертых комнат. Здесь тихо и как-то странно, будто в этой квартире живет старый умирающий человек, который вот-вот должен покинуть этот мир.

Мы направляемся направо к самой дальней двери — Стас открывает ее и заходит первым, я же неуверенно прохожу следом, скользя взглядом по помещению. Комната небольшая, захламленная. Вещи валяются везде, где только можно. Да… Уборка здесь точно лишней не будет.

Назаров лежит слева на небольшой узкой кровати и, скорее всего, спит. Его брови нахмурены, лицо немного покрасневшее, дыхание глубокое и тяжелое.

— Давно в отключке? — тихо интересуюсь я, подходя к Косте.

— Пару часов, — предполагает Стас. — Я уходил, он еще продолжал скалиться, чтобы я тебя не приводил сюда.

Ничего не отвечаю, нависая над Назаровым, прикладываю костяшки пальцев ко лбу, проверяя температуру. Горячий…

Отодвинув одеяло, которым накрыт парень, я смотрю на повязку. Бинты новые, чистые, видно, что Стас хорошо постарался. Замечаю на тумбочке перекись, йод, зеленку и почти наполовину пустую бутылку водки. Даже не хочу спрашивать, пили ли ее или же использовали для дезинфекции.

Скользнув взглядом по напряженному лицу Кости, я снимаю рюкзак, бросаю его на пол и присаживаюсь на корточки рядом с кроватью.

— Дай ножницы, придется бинты разрезать. Слишком плотно замотал, — говорю я.

Стас осматривается, ища нужный предмет. Находит его лишь спустя пару минут под кучей одежды, которую Костя свалил на стол. Снова бросив взгляд на Назарова, чтобы проверить, не проснулся ли он, я осторожно разрезаю бинты и отодвигаю их в сторону, раскрывая рану.

Она покраснела и немного опухла, как и говорил Стас. По краям измазана зеленкой.

— Запаха нет, гноя тоже, — тихо говорю я. — За раной нужен уход, а не просто забинтовал и жди, пока заживет.

Замечаю на полу у кровати старые грязные бинты, наверное, которые я накладывала в первый раз.

— Что он вообще с ними делал? — не понимаю я.