Эта чужая прекрасная любовь… Какая же она искренняя и отчаянная. Ей удалось украсть так немного этого счастья, стащить обманом. Все это: и любовь, и нежность, и огонь, который обрушился на нее, – предназначалось той, другой. Но на то она и ведьма, чтобы забирать чужое и мстить за обиды, а нынешняя месть Мороку – да это просто верх ведьмовского коварства, настоящий шедевр!
Девушка сидела в тишине, глядя, как расплываются цифры в намокших неоплаченных квитанциях, а в кухню залетают с Никитского бульвара остатки вчерашнего снега, – легкий и невесомый, как тополиный пух, он метался по полу, щекотал лодыжки и прятался за холодильник. Наверняка городские новости кричат о странных погодных аномалиях в Москве, и пока никто не догадался, что даже этот снег посреди июля – ее, Лилина, прихоть, которую ради нее одной сотворил хозяин дневного права.
А еще никто не догадается, что поняла маленькая ведьма. Бесценная мысль осенила ее, пока она снизу вверх смотрела на бушующего яростью парня и вслушивалась в его не слишком связные угрозы.
Дождавшись, когда утро перетекло в день, ведьма с усилием заставила себя вырваться из бурного потока мыслей и достала из кармана халата мобильный телефон. Руки заметно тряслись, зато на безымянном пальце победно сверкало золотое обручальное кольцо.
В скайпе висели непрочитанные сообщения, и Лиля пробегала их глазами.
«Кострова, тебя изгнали из Ведьмовства!» – ликовали коллеги и соратники.
«Лиля, ты должна была появиться, – писала ей Вика. – А раз не решилась, то мне не удалось вступиться за тебя. Я говорю это тебе первая, чтобы ты не узнала от других. Надеюсь, что ты не…»
– Зря только разозлила осиное гнездо, – поморщилась Лиля, представив, что пришлось выслушать Вике. Остальные же злорадствовали от всего сердца:
«Скатертью дорожка и успехов за аптечным прилавком!»
«Кострова, колдовскую тетрадь твоей мамаши, так и быть, у тебя куплю. – Это уже от Шкурина. – Коллекцию зелий тоже. А какое было веселье, сколько угощений! Голосовали за твое изгнание единогласно, приятно было видеть лес рук. Скатилась в пыль ваша колдовская семейка, поздравляю!»
– Катитесь все к черту, – прошептала Лиля, открывая общий чат ведьм. – Ешьте теперь мои новости с маслом…
Пальцы печатали четко и быстро, и на экране появлялись строки:
«Я, Лиля Бертилова, дислокация – Москва, моя квартира на Никитском бульваре. Да, вы не ослышались, коллеги! Я теперь не Лиля Кострова, а Лиля Бертилова. Хозяин дневного права, сам великий Морок женился на мне. И поскольку я изгнана из ваших сплоченных рядов, меня совсем не касается, что Ведьмовству дано три дня на бегство, поскольку Морок в ярости. А теперь читайте внимательно. Та, которая скрепила Конвенцию своей жизнью, ушла во Тьму. И, пожалуй, я единственная во всем тайном мире, у кого работают мозги. Я одна только что догадалась, как реально можно спасти Владу Огневу. Sapienti sat[1]
. Надеюсь, вам сейчас станет веселее, чем на шабаше, мои бывшие коллеги!!!»Глава 15
Вышел Морок из тумана
Когда вампир мирно отсыпается в собственной зловоротне, будить его – занятие непростое. Или даже опасное.
На охране вампирского сна всегда стоит нежить, верой и правдой служащая семье. Нежить никогда не допустит, чтобы кто-нибудь из шальных домовых пошуровал по карманам или стащил из зловоротни ценную вещицу. Да и отпугнет вороватого водяного, который захочет поживиться душистым кусочком мыла, стянув его из ванной.
Только вот не стали бы жители тайного мира беспокоить по пустякам старшего брата Темнейшего, самого Алекса Муранова, да еще в четыре часа утра.
Поэтому топот бегущей толпы вампир ощутил сквозь сон еще метров за триста от дома. Московский проспект – место даже ночью оживленное, но сразу несколько десятков колотящихся в панике человеческих сердец в предрассветный час?
Открыв глаза и прислушиваясь, вампир какое-то время лениво раздумывал, куда может бежать такая толпа народа, и очень надеялся, что не к нему.
«Вдруг у людей какая-то заваруха…»
Алекс, зевнув, поудобнее растянулся на кровати, запахнувшись в черный халат.
События в людском обществе темных почти не касались, воспринимались как стихия вроде дождя или ветра. Случись какое потрясение у людей – и темный народ запросто мог укрыться в янв, исчезнув на время из поля зрения до лучших и более спокойных времен.
Продолжая прислушиваться, вампир пришел к выводу, что заваруха все же локальная и небольшая. Но тут он заметил беспокойное движение собственного паучья по стенам. Пауки проявлялись то там, то здесь, выбегая из янва и сразу с шипением шмыгая обратно сквозь обои.
Это был знак тревоги, и спустя пару минут раздался стук примерно десятка кулаков в дверь вампирской зловоротни. Истерический вопль звонка напоминал кикиморский квизг, но на лестнице находились смертные, обычные люди – в этом вампир не сомневался.