Владимир

Владимир не идет по стезе отца: он не может двинуться на Византию через земли болгар – Болгария покорена, там повсюду вдоль Дуная и до самого Русского моря стоят легионы Империи, Владимир не может затеять прю с императорами на чужой земле.

«Когда– нибудь, -думает князь Владимир, – кто знает, снова сольются пути болгар и русов, ныне же разъединены мы, каждая из наших земель собственными силами борется за свое будущее, за счастье, приходится стать против Византии одному, наша победа придаст силы и болгарам…»

Поэтому Владимир решает дать ромеям бой на древней славянской земле, на берегах родного Русского моря он готовится нанести удар городу Херсонесу в Климатах.

2

Ранней весной, едва лишь прошел лед и Днепр наполнился до краев, как чаша, с берегов Почайны отплыли двести лодий-насадов с тридцатью – сорока воинами на каждой. Впереди со старшей дружиной князь Владимир; ведет он с собой в поход сына Мстислава. Князь посылает загодя в поле за Днепр, по Соляному гостинцу на юг дружину из четырех тысяч всадников во главе с воеводой Волчьим Хвостом и велит им ждать его у порогов.

Среди воинов были и те, кто недавно вернулся из Византии после битвы под Абидосом, они жаждут отомстить, ас-платиться за кровь и обиды.

С воинством на этот раз следовало немало безоружных людей: бояре с Горы, мужи нарочитые с земель, купцы – князь Владимир думал не только ратоборствовать, но и вести с ромеями переговоры о купле продаже, о вере, и потому он хотел иметь подле себя советников, силу, которая подпирала княжий стол.

Лодии быстро плыли по Днепру, еще быстрее мчались по Соляному пути всадники. Подождав князя у Ненасыти, они помогли перетащить волоком самые большие насады.

Оставив воинов на левом берегу Днепра отдыхать, князь Владимир со старшей дружиной переправился на остров Григория, где в давно ушедшие времена воины, плывшие вниз по Днепру и далее в Русское море, приносили под священным дубом жертву богам и просили даровать им победу. Окруженный воеводами и тысяцкими, Владимир поднялся по крутой тропе на скалу и остановился перед дубом, посаженным руками предков лет триста, а может, и пятьсот тому назад.

На дубе поблескивала свежая зеленая листва, однако немало ветвей, опаленных молниями, засохло – ведь все на этом свете растет, развивается, а потом стареет и умирает. Священный дуб на острове Григория после многих лет, казалось, засыпал среди моря молодых, буйно-зеленых деревьев над извечно голубым Днепром и под бездонным небом.

И, может быть, потому, что умирал многовековой дуб, а может, – и это, пожалуй, вернее – потому, что умирало в людях старое и нарождалось новое, зарастала и тропка, ведущая от Днепра к дубу; на ветвях его еще висели истлевшие убрусы, ржавые изогнутые мечи, у ствола, в густой траве, белели кости животных – следы старых жертвоприношений, однако новых уже не было.

Князь Владимир тоже приехал на остров не для того, чтобы принести жертву. Постояв под дубом, он прошел в конец острова, где возвышался насыпанный многими руками курган, – здесь, как сказали Владимиру, отец его Святослав в темную ночь рубился с печенегами, здесь сложил голову, здесь же отдали ему последние погребальные почести – сожгли в лодии его тело.

Сняв шеломы и низко склонив головы, стояли князь Владимир с сыном Мстиславом и воеводами перед курганом, на нем зеленела трава и всеми красками рдели цветы. Все молчали, тихо было кругом, лишь где-то высоко в небе жаворонки разливали бесконечную и немного грустную песню.

– Будет так! – молвил князь Владимир, стоя над могилой своего отца. – Мы идем на правый бой с Византией, отомстить за тех, кто погиб от руки ромеев, утвердить новый закон и новую жизнь. Ты, воевода Волчий Хвост, веди всадников полем до Хазарской переправы, оттуда в Климаты и подступай к городу Херсонесу с востока, а мы, воеводы, поплывем по Днепру, потом Русским морем и налетим на Хер-сонес с севера и запада.

Однако это было еще не все, о чем думал сейчас Владимир. Стоя на высоких кручах Хортицы, князь и его дружина смотрят на Днепр, на его левый берег. Перед их глазами стелется безграничное поле, по нему вьется гостинец – суходолом до Сурожского моря и на Дон, а по обе стороны, сколько может видеть око, курганы.

И так было всюду, куда бы они ни шли, – над полуденными дорогами, где русские люди бились со множеством орд и отбивали набеги, с давних пор высились, со временем снижаясь, а то и сравниваясь с землею, могилы наших предков, сложивших головы за Русь.

Глядя на эти курганы, князь Владимир думал о прошлом, своем настоящем и будущем, что в его представлении казалось чем-то нераздельным, ведь будущее всегда превращается в настоящее, а настоящее неминуемо и очень быстро, подобно жизни человеческой, становится прошлым, только прошлое вечно – мертво, но всегда живо, чтобы стоять на страже быстротекущей жизни…

– Родная земля! – говорит князь Владимир. – Будем беречь ее всегда и всюду.

Опустив руку на плечо Мстислава, он продолжает: